И опять на меня накатило, когда я добирался домой в ползущем через городские сумерки троллейбусе. Ощущение словно вокруг тебя, отделённые мутной пленкой не вызывающей особого доверия видимой действительности, мечутся зловещие тени чуждых и враждебных человеку креатур.
Вот мужчина лет сорока пяти рядом: большая голова, сгорбленный, ручки маленькие и прижаты к телу как ласты. На нем красная спортивная куртка с капюшоном, куцые брючки, в руках-ластах коричневый обшарпанный кейс. С виду обычный инженер. Но что такое «обычный инженер»? Что делают обычные инженеры, оставаясь одни? Может этот человекоподобный зверек, закрыв за собой дверь в личный кабинет и отбросив в сторону чемодан, начинает неистово носиться по стенам и потолку, оскалив сердитую сморщенную мордочку, а потом, забившись в угол и злобно стреляя оттуда зеленым светящимся глазом, принимается лихорадочно заполнять бесконечный рулон диаграммной ленты таинственными каббалистическими знаками. А эта рыхлая белая дама? Какую скользкую икру, какие черные, матово блестящие коконы откладывает она в сыром подвале многоэтажного дома, где на стене написано «ЖЭКА – ПИДАР», а с проржавевших труб падают холодные, равнодушные капли? Вот «синий чулок» у окна: неестественно выпрямленная спина, жесткие волосы, стянутые в пучок, очки, брезгливое выражение лица. Как легко представить ее выполняющей сложные бессмысленные действия, необходимость которых нашептывает крошечная опухоль в мозгу, похожая на засохшую горошину. Шепчет и шепчет свою головокружительную песню… «Так, вилки надо положить под подушку, потому что они придут и будут спрашивать, я им все вчера написала, а ведь Нинка не такая простая, как кажется, она сразу заметит, что в ванной вместо воды из горячего крана песок идет, уж я сколько одеял в ванну запихала и марганцовки насыпала, все не помогает, вчера опять все ночь в окно светили, это невозможно, я не могу каждую ночь катушки в коридоре расставлять, мальчики их все время воруют и под кровати засовывают…» А там дальше, в полумраке вагона, девочка с прозрачными кошачьими ушами, мужчина с лицом финикийского идола и запавшими глазами, шарообразные неопрятные старухи и другие, другие…
Тяжелая атмосфера странности, неправильности происходящего давит, заставляет вжиматься спиной сильнее в поручни на задней площадке. За окном троллейбуса чернота, падает большими хлопьями свалявшийся снег, как будто в огромной запущенной зале осыпается штукатурка, и деться решительно некуда, а двуногие существа меняются на каждой остановке, растворяясь во внешней темноте или наоборот возникая из нее, втянутые внутрь салона каким-то незримым течением. Они трясутся вместе с ним по ухабам, то слипаясь в бесформенную массу, то разлетаясь по его углам неуклюжими оковалками, вздыхая и охая, с усилием меняя форму под многослойной одеждой. Они едут домой…