предлагаем Вашему вниманию отчет нашего корреспондента с недавнего концерта T.O.Y. и De/Vision, организованного Russian Synth Community

За что люди любят синти-поп? За флуоресцентную легкость мотивов, за сахарную вязкость голосов и за атмосферу парения в невесомости, где-то в глубинах бесконечного космоса, где звезды кажутся зеркальным шаром, разбитым на тысячи осколков, а планеты – фосфорным рисунком на колышущейся ткани.

Залы на синти-поп концертах всегда забиты под завязку публикой всех мастей – от вечно молодых депешистов до юных и красочных киберготов. А если выступают сразу две известные-расчудесные синти-группы, то место у сцены лучше занимать заранее, чтобы не быть сбитым с ног эмоциональной толпой. Допустим, T.O.Y. и De/Vision – разве не идеальный саунд-трек для прекрасного вечера пятницы в клубе «Точка»? Конечно идеальный, поэтому этот концерт уж точно нельзя было пропускать.

И всё-таки первую группу многие  люди, спешившие в тот день с работы в клуб, пропустили. Но, судя по последней песне, которую я успела застать,  ничего особенно фееричного пропущено не было. Симпатичный синти-поп в исполнении мужчины в кожаном пиджачке, призывно виляющего бедрами а-ля Дэйв Гэхан – это конечно весьма неплохо, но зацепиться взгляду и сердцу особенно не за что.

Вторыми на сцену вышли T.O.Y. Этот коллектив образовался в Германии в 1993 году, тогда артисты назывались Evil’s Toy и исполняли EBM, а затем перешли на романтично-сахарный синти-поп. Музыка у них – сплошное очарование, незаметно для себя начинаешь расплываться в улыбке. В их текстах из серии «We are made of finest plastic, our story is really fantastic» есть что-то умилительно-инфантильное, как в подростковых фильмах про супер-героев. Вообще, песни у T.O.Y. весьма приятные, легкие и располагающие к позитивному настрою. Первые пару песен воспринимаются сквозь призму саркастической ухмылки, а затем ловишь себя на мысли, что отплясываешь вовсю и вместе с толпой радостно подпеваешь «We are electric!».

Кстати о толпе: публика на данном мероприятии как никогда пестрила разнообразием, однако весьма странно было наблюдать позади себя седовласого джентльмена в бежевом деловом костюме. «Точка» была полна людьми, но не переполнена, никто не толкался и не пытался отпихнуть ближнего и наступить на нижнего, что делало атмосферу вечера еще более приятной.

Последним на сцене появились очень лысый и очень пластичный Штеффен и долгожданные De/vision – любимцы публики и гвозди программы. Народ лихо подтянулся к сцене, создав весьма ощутимую давку. Немцы De/vision на синт-поп сцене уже более 20 лет, всегда занимая лидирующие позиции в своем жанре. Умение красиво двигаться среди мужчин редкость, но Штеффен своими плясками завораживает как премудрый Каа из небезызвестного мультика. Да и отличное качество песен De/vision неоспоримо, поэтому ходить на их выступления, безусловно, стоит. А синти-поп в целом – принимать в качестве антидепрессанта в любое время и в любых количествах, средство проверенное и побочных эффектов не имеет. =))

Анна Мошинская

10.05.2008 – Paranoiz – Riga, Latvia – Report

10 мая в Риге, Латвия состоялось событие под названием PARANOIZ, в котором приняли участие Asche (Германия), P.A.L. (Германия), Hypnoskull (Бельгия), Thinner (Латвия), и которое мы решили посетить в рамках небольшого путешествия в Ригу.

До клуба добирались долго, не рассчитав расстояние, наверное, больше часа, в итоге пришлось ехать на автобусе. Клуб находится в промышленной зоне и без дополнительной подготовки его так просто не найти. Но нам повезло, мы встретили компанию «людей в черном» и просто последовали за ними.

На улице уже тусовались Asche, PAL, Hypnoskull, Irka и компания активно предлагающих всем алкогольные напитки латвийцев.

В клуб подоспели как раз к выступлению первого проекта из Латвии – Thinner. Я не слышала его раньше и собственно говоря, ничего выдающегося не ожидала. Ожидания оправдались. Сыроватая смесь Power electronics и среднетемпового rhythmic noise началась достаточно бодро, но к концу уже достаточно утомила однообразием.

Во время выступления я осматривала клуб. Понравилось оформление, неизвестно, всегда ли существующее там или сделанное специально к мероприятию. На сцене были установлены два экрана, вся сцена, потолок и стены завешаны военной сеткой. Честно говоря, не ожидала увидеть достаточно просторное помещение с хорошей атмосферой для такого рода музыки. Одно но – в зоне, которая предполагалась, видимо, служить чилаутом, вообще не было света. Все конечно в рамках концепции, но там было слишком уж мрачно 🙂

И вот на сцену вышел Asche – один из любимейших моих проектов. Естественно, я ожидала полного выноса мозга. Я до сих пор помню выступление Asche на TanzFront TotalFest в прошлом году и эмоции, полученные тогда, до сих пор живы. Первые звуки грязных битов и мрачного дисторшированного голоса Andi начали медленно закрадываться в мое тело, завораживая и увлекая. Я примкнула к ограждению сцены, погрузившись в особый транс, чувствуя каждый звук, пронзающий мое тело, ловя каждое слово, забирая энергию и отдавая свою… Пару раз у Asche случались технические проблемы с ноутбуком, но это лишь подогревало публику, жаждующую продолжения Дисторшированного Диско.

Надо сказать, публики собралось прилично, зал был забит и народ вел себя достаточно активно, всячески подбадривал артиста на всех языках, кричал, топал ногами, вызывал на бис…

Asche выступал долго, начав сет с среднетемповых вещей, а к концу зал вовсю отплясывал под мощнейшие пульсирующие биты, подправленные все тем же узнаваемым дистортед голосом артиста.

После такого выброса адреналина пришлось присесть и подкопить силы для следующего выступления проекта P.A.L. У Кристиана в этот день был день рождения, и как только он вышел на сцену, зал стал скандировать поздравления. Атмосфера была крайне позитивная и дружеская, совершенно никаких барьеров между артистом и публикой. Все – единая целая семья.

P.A.L. удивил. Я ожидала несколько более спокойного сета, но в итоге он продолжил линию Asche и взрывал танцпол до самого конца. Но надо сказать сет был немного дробный и рваный, не хватало гармоничности, иногда среднетемповые треки вдруг резко сменялись совершенно бешеными скоростями и наоборот…В конце P.A.L. исполнил вокальный трек в духе веселого electro, и, казалось бы, это было бы самым лучшим окончанием, но зал не хотел отпускать музыканта, и позже был сыгран еще один достаточно невнятный ритмик-нойзовый трек, который на мой взгляд оказался лишним.

Ноги уже подкашивались и пришлось снова отдыхать. Перерыв между выступлениями PAL и Hypnoskull затянулся. Сидя под сценой, я выжидала, когда же выйдет Патрик и ударит всем по мозгам как следует. 🙂

Патрик так и сделал. Особенно четко бросилось в уши, что звук стал гораздо громче, так что быстро стало ясно – у сцены такими темпами я или оглохну или перестану адекватно воспринимать действительность, поэтому пришлось отойти в глубь зала. Для меня в проекте Hypnoskull не хватает внутренних переживаний. Патрик настоящий артист, создающий определенный удачный образ и держащий марку, но его музыка, особенно лайв, для меня несет лишь танцевально-колбасную, но не внутренне-эстетическую нагрузку. Впрочем, это лишь сугубое «имхо». Народ сходил с ума, было видно, что вечеринка удалась. Но сил уже больше не оставалось, на следующий день нужно было ехать обратно в Германию на продолжение банкета в виде Wave Gotik Treffen, и мы решили отправиться домой, так и не дождавшись окончания выступления Hypnoskull.

Хочу сказать спасибо организаторам Paranoiz, в особенности Kaps. Очень дружеское, удачное и профессионально сделанное мероприятие. Будем ждать еще!

Остальные фото:

http://www.ipernity.com/doc/41142/album/65707
http://www.flickr.com/photos/gandy_pics/sets/72157605065964186/

25 и 26го апреля в маленьком городке Gladbeck в Германии состоялся очередной фестиваль Forms of Hands. Как известно, на мероприятии всегда выступают только артисты лейбла HANDS, что порой не позволяет организаторам вносить разнообразия в лайнапе. Но в то же время не мешает собирать любителей индастриала и близких жанров со всего мира.

25го апреля я прилетела в Дюссельдорф жутким пересадочным рейсом Калиниградских авиалиний. Уже сам полет и ожидания в аэропорту измотали меня, но мне еще предстоял переезд из Дюссельдорфа в городок Recklinghausen, где мы остановились в гостинице, соответственно поиск этой гостиницы, и переезд в Gladbeck на почти 9 часов фестиваля в первый день…

Но сил и энергии было много 🙂

Гостиница оказалось совсем не лучшим соотношением цены и качества. В это время в самом городе проходила какая-то выставка, поэтому цены возросли, но туристов не наблюдалось…У друга в номере душевая и туалет вообще не были отделены стеной, они просто находились напротив кровати, что было достаточно занятно и будоражило воображение 🙂

Почти сразу же, как все достигли места дислокации, мы отправились в Гладбек.

Фестиваль проходит в пустом промышленном здании, на моей памяти оно наверное самый внушительный и подходящий “клуб” для такого рода музыки.

Но единственный минус – оно слишком большое и заполняется не до конца, что выглядит немного странно. Люди несколько разбросаны по гигантскому залу и нет какой-то сплоченности…

Но антураж, интерьер, высокие окна, заброшенные гигантские машины внутри – все это внушает и настраивает на правильный лад…

Первый проект Last days of s.e.x. играл совсем не новый обыкновенный ритмик нойз. Публика начинала немного подергивать конечностями, но без особого энтузиазма. На улице было еще светло, начало концерта в 7 вечера. Солнце било сквозь большие окна. Возникало очень странное и даже в какой-то мере магическое ощущение от сочетания грязных индустриальных битов и красивых проявлений природы…Следующий проект adjacency pair больше подчеркнул это ощущение своим таинственным спокойным эмбиентным сетом.

За ним выступал уже очень полюбивший Россию проект Empusae, в составе Нико и Тома. Этот проект – некий эталон очень качественного и в тоже время эмоционального лайва, который всегда с нетерпением ждут все любители хорошей музыки. И на этот раз Empusae не подвели, играли много новых треков, более известные композиции шли под бесконечные овации зала.

Последовавшие за ними Greyhound начали активно располагать публику к настоящим «жестким» танцам. Стена тяжелых дисторшированных битов сменяла другую стену и так длилось в течение часа, но зал обезумел и воспринимал проект просто «на ура», хотя для меня в этом проекте нет совершенно ничего нового и цепляющего ухо или на худой конец, взгляд 🙂

Затем последовал Scrap.edx, музыкант из Штатов, который не часто дает выступления в Европе и мне посчастливилось услышать бешеный драйв и адреналин почти недвижимого единственного участника проекта – скромного молодого человека в очках. Характерная особенность его музыки – это быстрая смена бешеных скоростных треков и ломаных битов брейккора. Публика не устает от одной манеры танцевать, его решения интересны и необычны, порой непредсказуемы.

Закончился первый день фестиваля выступлением Mono no aware совместно с Nullvektor. Вот это был настоящий адреналин, особенно исходивший от Leifa, который скакал без устали весь сет, пот просто тек океанами унего со лба на бесчисленные приборы, которые были все задействованы. Присутствие nullvektor добавило выступлению оттенок большой притехнованности звучания и драйва. После такого мощнейщего лайва уже не было никаких сил оставаться на afterparty и мы сразу же уехали спать.

На следующий день с утра мы поехали на экскурсию в крупнейший в Европе газовый резервуар в городе Oberhausen, нынче использующийся как музей.

О нем я уже писала здесь: http://janadark.livejournal.com/96993.html

Затем был второй день фестиваля. Начался он с моего диджейского сета. 🙂 Я должна была играть до, между и после групп. И поэтому этот день был более нервный, чем предыдущий, так как я постоянно бегала от диджейской в зал и обратно 🙂

Первый выступавший проект Maschinenkrieger kr52 vs. Disraptor – оставил ровно такие же ощущения, как и первый проект первого дня. То есть никаких особенных.

За ним выступал уже неплохо набравший популярность, по крайней мере, в Германии Heimstatt yipotash. На этот раз в составе только одного участника в большой веселой шляпе, обвешанного мишурой и периодически кидавшейся ей в зал. Выступление прошло весело, бодро и задорно, что видимо и планировалось достичь, исходя из имиджа артиста. Больше всего запомнился чудесный кавер на Kraftwerk, под который был устроен чудесный отжиг.

Последовавшие за ним Saverio evangelista – проект Saverio из Esplendor Geometrico как-то прошел мимо меня и я даже не очень помню, почему. Видимо, просто совсем не запомнился. Затем было, пожалуй, самое лучшее по взаимодействию и чувству публики выступление S.k.e.t., в состав которого теперь вошел третий участник. Они предложили публике как раз то, чего она так ждала – не очень перегруженного танцевального и достаточно разнообразного по структуре ритмик нойза. Зал бесновался до самого конца и вызывал арстистов несколько раз на бис, они выходили и играли еще и еще. Никого больше не вызывали на бис так много и так эмоционально, как их.

Ms Gentur не отпустил зал и танцы продолжились. К концу его выступления публика настолько устала, что Ah-Cama Sotz начал перед полупустым залом, но постепенно отдохнувший народ стал подтягиваться, но уже без былого энтузиазма. Выступление было обявлено, как extended, и было, по-моему чересчур затянуто.

Я уже достаточно утомилась к тому времени и просто ждала времени моего диджейства на afterparty. Я играла в основном жесткие треки из области ритмик нойза и танцпол был доволен. ? Afterparty у них длятся не до 6 утра, как у нас, а максимум до 4х. Метро там все равно нет 🙂

После того, как мой дискач закончился уставшие, но счастливые мы двинули высыпаться перед следующим днем, когда мы должны были попрощаться с Recklinghausen наверноедо следующего года 🙂

Хочу сказать спасибо прежде всего Удо из Winterkalte за приглашение принять участие в таком грандиозном событии, а также всей команде Laborneum и всем, кто были с нами в эти чудесные дни 🙂

Остальные фото:
http://www.ipernity.com/doc/41142/album/63555
http://flickr.com/photos/gandy_pics/sets/72157604861598115/?page=2
http://flickr.com/photos/martynsnapshots/sets/72157604839218724/
http://flickr.com/photos/trythinksmart/sets/72157604954036080/
http://flickr.com/photos/trythinksmart/sets/72157604853623147/?page=2

Фестиваль Elektroansсhlag прошел в 2008 году в городе Альтенбург, Германия уже 9 раз.

Виза была получена легко и просто и уже совсем скоро я сидела в самолете по направлению к Берлину, откуда добрые люди добросили меня до места дислокации, по пути затусив в Лейпциге и подобрав еще пару человек.:)

Альтенбург считается городом игральных карт, в него в определенные праздники съезжаются картежники со всего мира, чтобы обмыть свои карты в специальном фонтане, что считается приносящем удачу в игре. Городок очень маленький, всего 40.000 жителей, больше половины уехало после открытия стены на Запад.

Город живет совершенно спокойной размеренной жизнью, пока раз в год в него не съезжаются любители индастриала со всего света, в основном, конечно, из Германии, Англии, Польши, Чехии, Эстонии и Бельгии. Но в этот раз и из России. 🙂

Совершенно пустое промышленное заброшенное здание Kannonenhaus в дни фестиваля преображается в полноценный клуб со сценой, светом, звуком, барами, чилаутом, бэкстейджем…

Что, конечно, нельзя не отметить, организация на высоте, все продумано до мелочей, ни одной накладки, все вовремя, все четко, по-немецки. 🙂

Первый день фестиваля открыл проект, ранее мне неизвестный Nin Kuji, в нем прослеживается любовь к японской эстетике, что напоминает Mono no aware, но пока все сыро и не ново. Классический зубодробительный ритмик нойз с прямыми и ломаными битами в духе большинства артистов лейбла Hands.

Но я зря времени не теряла и поддержала музыканта плясками. Затем устремилась в зону чилаута, заставленную мерчендайзом, где и проходила основная тусовка под негромкую музыку от audiophob. Там естественно была встречена компания с Jutta (динозаврик), которая была “напоена” мной пивом, что впоследствии послужило материалом для приколов в сети. 🙂

Следующая выступавщая группа – одно из последних открытий для меня – Anhedonia – одно из лучших выступлений на фестивале. Одинокие мелодические пассажи обрамленные слегка принойзованными ритмами, это маргинальный чилаут, воздушный и прекрасный.

Выступавщий за ними Radio Murmansk был, к сожалению, мною пропущен, впоследствии оказалось скорее потому что выступал он настолько мало, что я только успела выйти на улицу и когда я вернулась, он уже закончил. Затем был абсолютно божественный Stendeck, один из моих фаворитов, органично продолживший тему, заданную Anhedonia. Совершенно хрупкая и пронизывающся до слез музыка, нечто нечеловеческое, волшебное, уносящее за пределы вселенной, высоко в небо, к звездам…

Затем выступали сокрушительные молодые power electronics ребята IRM.

Вокалист, если его можно так назвать, следуя классическим схемам PE перформансов, валялся на сцене, спрыгивал в толпу, ходил между людей, подсовывал микрофон другим для совместных выкриков через дисторшен, в общем, привлек к себе достаточно внимания и разогрел народ к рубилову от ESA.

Jamie, c которым я успела познакомиться заранее, человек не без юмора, отыграл жирно и мощно, с большим энтузиазмом колотя по дрампедам и сразу же заставил танцевать весь зал под жесточайщие ритмик нойзовые биты, достаточно нестандартные по структуре, но в тоже время эмоционально насыщенные и заводящие с полузвука. За ним обстановку разрядил проект Genevieve Pasquie.

Очень эклектичное мрачное электро с доносящимся то шепотом, то пением, то разговором, срывающимся на крики от хрупкой девушки-вокалистки с французским шармом не оставило никого равнодушным, в том числе и меня. Честно признаться, что-то настолько глубинное исходило от этого проекта, что заставило меня простоять прикованной к сцене во время всего выступления. Затем последовала некая передышка от американского проекта Loss cо спокойным сетом на стыке ambient, idm и drone, под музыку очень душевного американца можно было спокойно расслабиться, посидеть на краю сцены и прислушаться к отголоскам звуков в своей душе…

Первый день фестиваля завершил проект, в состав которого входят участники S.K.E.T., Heimstatt Yipotash и Greyhound. Бодрая гремучая смесь из музыки которых собственно и есть S?x only. Сет был немного растерянный и рваный, все-таки достаточно тяжело шести людям на сцене структурировать свои идеи одновременно. Но публику уже мало волновало продуманность и структура – пиво лилось рекой и народ вовсю отплясывал под любимые ритмик нойзовые биты.

Мы не стали оставаться на афтерпати и отправились высыпаться перед следующим днем.

Утром культурная программа была продолжена просмотром немецко-русских фильмов про американцев на Украине :), распитием спиртных напитков, рубилова в приставки, прогулки по городу с заходом в главный ресторан, который был подчистую забит «людьми в черном» и ближе к вечеру все снова собрались в Kannonenhaus.

Вечер открывали немцы Contaminant. Один из участников проекта приехать не смог и его заменял организатор Maschinenfest – Томас. Выступление я посмотрела, но оно как-то прошло мимо меня, не зацепив абсолютно ничем. Стандартный ритмик нойз в духе Сonfig. sys, что и не мудрено, так как один из участников и играет в обоих проектах.

Следующий проект Сhrysalide также обошел меня стороной.

Ребята с разукрашенными лицами носились по сцене, гитарист периодически в истерических припадках падал на пол вместе с гитарой и все это сопровождалось довольно странной музыкой, которую и к какому-то стилю отнести я могу с трудом.

Но вот зато следующий проект просто моментально взорвал танцпол и держал зал в напряжении с самого начала и до конца выступления.

Tzolk’in – стремительно набирающий высоту проект Николаса из Empusae и Гвена из Flint Glass предлагают абсолютно выкристализованные ритуальные звуки, эмоциональный накал, трансовую атмосферу, притягательную и в тоже время пугающую, музыку, под которую хочется одновременно и танцевать и размышлять. Проект сорвал бурные овации и стал одним из топовых фаворитов очень многих посетителей. Затем уставший народ ломанулся в чилаут и танцпол достаточно хорошо расчистился, оставив простор для фэнов олдскул саунда EBM, что и представил проект Stin Scatzor.

Последующее выступление Punch inc, под которое я намеревалась пуститься в пляс, меня несколько разочаровало. Саунд стал гораздо сложнее и насыщеннее различными звуками и шумами, которых со временем стало настолько много и настолько неясно становилось даже, какого рода движения делать под такую музыку и нужно ли их делать вообще…

Затем публика получила возможность вновь внимать харшнойзовым и дроновым структурам от Dan из Loss уже в составе The (Law-Rah) Collective, что послужило некоторой передышкой перед зубодробительным сетом Mimetic.

Jerome просто взорвал толпу, но не близкими индустриальному танцполу битами ритмического нойза, а достаточно экспериментальной и оригинальной смесью техно и нойза, которая уникальна тем, что под нее хочется не только отплясывать, но и просто прислушаться и проанализировать хитросплетения битов и звуков. Толпа была в восторге, апплодировала и безумствовала.

Выступавший далее Aaron Spectre начал удивлять с первой секунды. Он носился с гитарой в руках, барабанил, «крутил ручки», наговаривал в микрофон, падал на сцену, тут же поднимался и обрывистыми движениями рвал струны и обнимался с пультом. Безумное количество движений в сочетании с абсолютно спокойной эмбиентно-idm овой музыкой не укладывалось в мозгу. Но затем он резко срывался но харш нойз, безумные гитарные рифы и вновь возвращался в русло нежного idm.

Публика неплоxо подогрелась к выступлению xедлайнеров – Winterkaelte. На их сете танцующие в основном сконцентрировались в середине и по краям у колонок, видимо чтобы было «лучше слышно», а место совсем у сцены оставалось вакантным и было занято мной. Udo и Jo выступили отчетливо и кристально качественно, ударяя по танцполу проверенными временем шумовыми битами. Но силы танцевать быстро иссякли и пришлось тихо смотреть концерт в сторонке.:)

Затем началась афтерпати, людей уже осталось больше, у меня уже практически не было сил, но я все же осталась до последнего и наша безумная компания отлично повеселилась, безумствуя на танцполе, таская пиво, фоткаясь с листами со стрелками, заклеивая друг друга наклейками от мерчендайза и говоря на всех возможных языках мира, которые удалось вспомнить…

Время пролетело быстро. Столько музыки, друзей, радостных улыбок, встреч, знакомств и позитива оставили наилучшие впечатления. И хотя уже в конце когда сил совсем не было и всевозможные языки переплетались с голове, а ноги ныли от усталости, в душе все равно оставались самые лучшие ощущения.

Спасибо GAndy и команде R-reger за отличный фестиваль, а также всем всем друзьям за отличную компанию в Альтенбурге! You are the best!:)

Фото:
http://www.ipernity.com/doc/41142/album/59810
http://www.flickr.com/photos/gandy_pics/sets/72157604474252683/
http://www.flickr.com/photos/trythinksmart/sets/72157604473880008/
http://www.flickr.com/photos/djmystica/sets/72157604453159962/
http://www.flickr.com/photos/antikoerper/sets/72157604442870396/
http://www.ipernity.com/doc/37213/album/60426
http://yesternight.pl/index.php?action=gallery&gid=135

Японская шумовая музыка (так называемый japanoise) до сих пор остается практически неизученным явлением. Немногочисленные публикации в основном представляют собой либо попытки изложения истории развития нойза как жанра, либо биографические очерки об исполнителях и коллективах. Работ же, посвященных анализу эстетической специфики джапанойза, автору этих строк встречать не приходилось. В настоящей статье предпринимается попытка взглянуть на японскую шумовую музыку в нетрадиционном и неожиданном ракурсе, а также наметить перспективы дальнейшего исследования этого неординарного и абсолютно не изученного феномена.

Размышляя о творчестве японских музыкантов-шумовиков, американский журналист Вард Элдридж пишет: “Наиболее ортодоксально настроенные люди часто просто не могут сконцентрировать свой слух, утверждая, что это невозможно слушать и тем более называть музыкой. Действительно, даже с точки зрения современной музыкальной теории, которая позволяет музыкантам делать со звуком почти все, что им вздумается, здесь не существует ориентиров ни на тип гармонии, ни на образную целостность.”⁽¹⁾

И действительно: как возможно, что хаотичный поток звуков, зачастую очень резких и неприятных для слуха – в то же время “затягивает” слушателя, не оставляет равнодушным, и более того – производит просто ошеломляющий эстетический эффект? Попытка ответить на этот вопрос и будет предпринята ниже.

Начнем несколько издалека. Американский философ Дж. Серл в качестве одной из сущностных характеристик человеческого сознания выделяет так называемый “аспект знакомства” (the aspect of familiarity)⁽²⁾. Сознание укоренено в системе повседневных смыслов, и эту “укорененность” невозможно преодолеть до конца. Опыт повседневности есть “начало всех начал” в сознании, и никакой “специальный” опыт – научный, философский, религиозный, художественный, – не может полностью освободиться от повседневного содержательного поля.

В качестве иллюстраций к высказанным тезисам можно привести следующие примеры. Поэтические метафоры поражают своей смелостью и красотой как раз потому, что по сути представляют собой случаи употребления привычных слов и выражений обыденного языка в новом, непривычном контексте. Растекающиеся часы на картинах Сальвадора Дали – несмотря на всю новизну данного образа – все равно остаются часами, и этот образ никогда бы не производил соответствующего эффекта, если мы бы не знали, что есть часы как предмет повседневного обихода.

Даже самая смелая фантазия не может покинуть пределов поля повседневных смыслов. Нарисованный художником марсианский пейзаж (например, в какой-нибудь компьютерной игре) – все равно остается похожим на земные ландшафты. В фантастических романах и фильмах жители других планет изображаются в человеческой телесности (или же в телесности животных).

Собственно, в описанных случаях эстетический эффект как раз и становится возможным за счет предпринимаемых попыток осуществить разрыв с системой повседневных смыслов.

В данном ключе можно рассуждать и о некоторых особенностях восприятия музыки. Авангардистская музыка ХХ века – при всей отчаянности попыток радикального разрыва со сложившимися традициями – также оказывается не в состоянии преодолеть аспект знакомства. Эстетический эффект большинства произведений Штокхаузена, Булеза, Ксенакиса, Пендерецкого как раз и возникает за счет того, что привычные звуки привычных инструментов соединяются в необычные, неожиданные сочетания. В потоке звуков можно различить голоса, уловить: это – фортепиано, а это – играет скрипка, и т.п.

Данные размышления можно распространить и на сферу авангардистских экспериментов по введению в ткань музыкального произведения “немузыкальных” звуков (например, звуков природы, уличных шумов и т.п.). Так называемая конкретная, или магнитофонная музыка, как раз и представляет собой попытку создания необычных звуковых картин из повседневных шумов – таких, например, как пение птиц, бормотание радио, звук проезжающего за окном автомобиля, стук каблуков по асфальту и т.п., – вырванных из привычного контекста.

То же самое можно сказать и о попытках использования “немузыкальных” объектов в качестве источников звука, роль которых в исполнении произведения фактически приравнивается к роли музыкальных инструментов. Произведения Дж. Кейджа для радиоприемника с оркестром производят эффект новизны как раз потому, что основываются на попытке вырвать радиоприемник как предмет обихода из повседневного смыслового контекста, соединить привычные, знакомые звуки радио в непривычные сочетания со звуками музыкальных инструментов.

Резюмируя сказанное, можно сделать следующий вывод: отвергая такие ранее казавшиеся неотъемлемыми характеристики, как мелодия и ритм, и обращаясь к исследованию выразительных возможностей звука как такового, авангардистская музыка оказывается не в состоянии разорвать связь с первичной повседневной системой смыслов. “Немузыкальный” звук всегда остается звуком чего-то, выхваченным из обыденного окружения. В данном контексте уместно привести следующие слова М. Хайдеггера, сказанные, правда, по другому поводу: “…. чтобы услышать шум в чистом виде, необходимо принять очень искусственную и извращенную установку”⁽³⁾.

Японская шумовая музыка как раз и представляет собой попытку осуществить радикальный разрыв с “аспектом знакомства” и освободиться от каких бы то ни было “привязок” к системе обыденных смыслов. Слушая Aube, Masonna, Merzbow, MSBR, Hijokaidan, невозможно расчленить звуковой поток на некие элементарные составляющие, и тем более невозможно сказать: это – звук электрогитары на чудовищном перегрузе, а это – звук синтезатора….

Японские музыканты-шумовики стремятся вырваться за пределы привычного набора категорий, на основе которых осуществляется структурирование всякого перцептивного опыта. Об этом говорит в одном из интервью Акифуми Накадзима, более известный под именем Aube: ” Я люблю чистый перманентный шум. Я не люблю конкретных образов и привычных звуков”⁽⁴⁾.

Опыт восприятия – это всегда опыт узнавания. Когда мы слышим за окном шум города, мы сразу же безошибочно различаем в потоке звуков звон трамвая, гудение автомобильных моторов, обрывки разговоров и т.п. Как уже отмечалось выше, японские шумовики стремятся – в отличие от других композиторов, работающих с шумами и немузыкальными звуками – преодолеть “аспект знакомства” и полностью “оторваться” от смыслового поля повседневности. Японская шумовая музыка – это всегда вычленение чистого шума, освобожденного от всего “мирского”. Представляется вполне уместным провести одну весьма неожиданную параллель и вспомнить Э. Гуссерля с его процедурой феноменологической редукции. Цель редукции заключается в преодолении “естественной установки” с ее наивной верой в мир и поглощенностью миром, что позволяет осуществить переход от рассмотрения вещей, целей, ценностей – к тому опыту, в котором они формируются. В современной интерпретативно-комментаторской литературе нередко проводятся параллели между феноменологическим методом Гуссерля с его стремлением от-граничить регион “чистого сознания”, и творческим методом Малевича с его поисками чистых форм. Попытка редуцировать традиционные (и в течение долгого времени считавшиеся неустранимыми) выразительные средства музыки – мелодию и ритм – уже была предпринята в творчестве многих композиторов-авангардистов ХХ века. Японские шумовики идут дальше, пытаясь подвергнуть редукции все отсылки к повседневному смысловому полю и получить шум-сам-по-себе, не привязанный к какому-либо конкретному источнику. Музыка становится начисто лишенной каких-либо “подсказок”, направляющих и ориентирующих восприятие слушателя.

Итак, одна из целей джапанойза – заставить слушателя ощутить шум как таковой, не давая ему никаких “подсказок”. Шумовые эксперименты можно в таком случае рассматривать как попытку исследовать звуковую материю музыки в процессе порождения произведения. Японские шумовики стремятся передать свое ощущение мира, минуя сложившийся музыкальный язык. Представляется, что о шуме можно сказать то же самое, что Виктор Шкловский когда-то говорил о “заумной” поэзии русских футуристов: это – “язык пред-вдохновения”, “шевелящийся хаос<…>, из которого все рождается и куда все уходит”⁽⁵⁾. Шумовую музыку вполне возможно трактовать как “прото-музыку”, как “гул нерасчлененных звуков “, предшествующий появлению ритма и мелодии⁽⁶⁾.

Говоря о специфике музыкального языка джапанойза, нельзя не обратить внимания на присутствие в нем симптоматического, телесного начала. . Об этом хорошо сказал в интервью Акифуми Накадзима: “я люблю звуки, которые невозможно слушать ушами, я воспринимаю такие звуки через тело и голову”⁽⁷⁾ . М. Мерло-Понти писал, что человеческое восприятие, в том числе и восприятие произведений искусства, никогда не бывает “чисто зрительным”, “чисто слуховым” и т.п.; в перцептивный процесс всегда вовлечено “все тело как открытая целостность”⁽⁸⁾ . Звуки ощущаются почти физиологически. Отличной иллюстрацией к высказанным тезисам служит альбом Aube ” Cardiac Strain “, в основе всех композиций которого лежит моделирование ритмов человеческого сердца.

Японские шумовики пытаются вернуть звуку его телесную ощущаемость и дать тем самым почувствовать в музыке ее до-музыкальное происхождение.

(1) В русском переводе эта статья была опубликована в сетевом журнале «Независимая электронная музыка»; она доступна также и на дисках Aube, выходивших в небезызвестной серии «Домашняя коллекция».

(2) Серл Дж. Открывая сознание заново. – М., Дом интеллектуальной книги, 2001. – С. 133.

(3) Хайдеггер М. Пролегомены к истории понятия времени. – Томск, Водолей, 1998. – С. 287.

(4) Цитата из интервью, опубликованного в журнале «Независимая электронная музыка» и доступного на дисках из серии «Домашняя коллекция».

(5) Шкловский В. Б. О заумном языке: 70 лет спустя//Русская речь, 1997 – №3 – С. 34.

(6) Интересно, что В. В. Маяковский, описывая процесс поэтического творчества, говорит о дословесном “гуле”, который необходимо предшествует рождению стихотворения.

(7) Цитата из уже упоминавшегося интервью, помещенного в журнале «Независимая электронная музыка».

(8) Merleau-Ponty M. Resume des cours. – P., Gallimard, 1989. – р. 29.

Одной из характерных тенденций музыкального авангарда ХХ века является стремление к пересмотру методологических основ искусства композиции. Радикальные художественные эксперименты таких композиторов, как Дж. Кейдж, К. Штокхаузен, Я. Ксенакис, представляют собой попытки рефлексии предельных оснований музыкального мышления. Вполне возможным представляется провести целый ряд параллелей между используемыми композиторами-авангардистами методами и приемами работы со звуком – и методами работы с сознанием, используемыми в феноменологии Э. Гуссерля.

История знает немало примеров удивительной согласованности интеллектуальных процессов, происходящих в совершенно разных и, казалось бы, совсем не связанных друг с другом сферах культуры. В историко-философской литературе довольно часто сходств между гуссерлевским методом “усмотрения сущностей” – и опытами художников-авангардистов по поиску “чистых форм”. Изучая историю и теорию музыкального авангарда, невозможно не обратить внимания на сходство экспериментов по освобождению звука с гуссерлевской процедурой феноменологической редукции.

Если Гуссерль провозглашает своей целью движение zu den Sachen selbst, то целью авангардных композиторских новаций является движение назад к звуку. О необходимости “очищения” музыки много писали теоретики раннего авангарда начала ХХ века.

Итальянский композитор, дирижер и теоретик Ферручио Бузони в своем “Эскизе новой эстетики музыкального искусства” призывал к освобождению музыки от всех чужеродных напластований – мелодии, ритма, традиционных гармонических схем (1) . Русский композитор-новатор Иван Александрович Вышнеградский в своих теоретических сочинениях размышлял о новой “абсолютной музыке”, свободной от всех культурных условностей (2). Еще один теоретик русского авангарда, Николай Иванович Кульбин писал: “Свободная музыка совершается по тем же законам, как и музыка природы и все искусство природы. Художник свободной музыки, как и соловей, не ограничен тонами и полутонами. Он пользуется и четвертями тонов, и осьмыми, и музыкой со свободным выбором звуков” (3).

На формирование нового музыкального мышления оказали также влияние итальянские футуристы (Л. Руссоло, Ф. Прателла), которые в своих эстетических манифестах особо подчеркивали, что исходным материалом музыкального искусства могут быть любые звуки, а не только звуки музыкальных инструментов.

Теоретики раннего авангарда в своих работах предвосхитили эксперименты Булеза, Кейджа, Штокхаузена, Ксенакиса по исследованию выразительных возможностей звука как такового.

Как уже было отмечено выше, движение к “звуку-самому-по-себе” имеет целый ряд сущностных сходств с феноменологической редукцией. Редукция у Гуссерля является важнейшей методологической процедурой. Ее цель заключается в отказе от наивной “веры в мир”, преодолении повседневной “растворенности” в актах сознания и переходе на позиции “незаинтересованного наблюдателя”. Именно редукция делает возможным исследование “подлинной жизни субъективности”, в ходе которого вместо вещей, целей, и ценностей рассматривается опыт, в котором они формируются.

Методологическим коррелятом гуссерлевской редукции в искусстве авангардной композиции является “выключение” мелодии и ритма, в результате которого открывается сфера “чистого звука”, свободного от каких-либо привязок к системе повседневных и культурных смыслов. “Освобождение звука” мыслится композиторами авангарда как путь к чистому музыкальному мышлению, свободному от всех культурных предрассудков и стереотипов. Вынесение мелодии и ритма приводит к осознанию того факта, что законы классической композиции, которые сознательно нарушаются в экспериментальной музыке, не являются истинными законами музыкальных структур. Результатом “освобождения звука” должно стать открытие новых законов, “еще более глубоких, фундаментальных и всеобщих, которыми подчиняется структура временных видов искусства “(4).

Открывающаяся в результате последовательной серии редукций область звука-самого-по-себе не поддается описанию при помощи традиционного музыкального языка. “Раскрепощение звука” влечет за собой возрастания роли импровизационного элемента в музыке. Авангардная музыка стремится к освобождению от “привязок” нотному тексту.

Большинство произведений авангарда вообще не поддаются адекватной нотной записи. Многие композиторы ХХ века предпринимали попытки создания новых, нетрадиционных форм нотации. Ярким примером здесь может служить творчество Дж. Кейджа, чьи партитуры гораздо больше похожи на произведения абстрактной живописи, чем на нотный текст. К. Штокхаузен в работах конца 1960-х – 70-х. гг. вообще отказался от нот в традиционном смысле этого слова, заменив партитуру на набор указаний для импровизатора. Такой способ записи называется “логографией”.

“Чистый звук”, свободный от всего “мирского”, не может быть выражен при помощи традиционных музыкальных инструментов. Развитие электронной музыки в 40-х – 60-х гг. ХХ века становится возможным во многом благодаря тому, что именно в этот период происходит распространение и принятие композиторским сообществом новых принципов музыкального мышления. Синтезатор привлекает многих композиторов как устройство, с помощью которого можно получать звуки в чистом виде, не похожие ни на звуки природы, ни на звуки существующих музыкальных инструментов.

Однако по мере движения к “чистому звуку” становится очевидной невозможность полного разрыва с системой сложившихся культурных смыслов. Как писал Б. В. Асафьев, “…в массовом общественном сознании <…>отлагается сложный, очень изменчивый комплекс музыкальных представлений, <…>запас живых, конкретных, всегда “на слуху лежащих” звукообразований <…>. При слушании нового музыкального произведения сравнение всегда осуществляется по этим общеизвестным дорогам”(5) . Несомненно, что этот “комплекс музыкальных представлений” не только направляет восприятие слушателя, но и выступает в качестве одной из предпосылок композиторского мышления. Традиционные стереотипы музыкального восприятия, будучи “вынесенными за скобки”, не отбрасываются, а, наоборот, играют особую эстетическую роль. Человек, слушающий произведения авангардистов и восклицающий : “Это не музыка!”, реабилитирует тем самым музыкальную природу этих произведений, ибо утверждает наличие нормы, которой они должны по природе соответствовать(6) .

Можно провести еще одну параллель между развитием феноменологического метода – и развитием творческих методов музыкального авангарда. Попытки ясно очертить границы региона “чистого сознания” неизбежно приводят к пониманию того, что “главный урок редукции заключается в невозможности полной редукции” (7). Уже в поздних работах Гуссерля высказывается мысль о важности исследования первичного опыта, выступающего в качестве почвы и горизонта любого “специального”, тематического опыта. В работах последующих представителей феноменологического движения – и прежде всего здесь следует назвать имена М. Хайдеггера и М. Мерло-Понти – акцент делается на исследование первичных нерефлексивных переживаний, предшествующих всякой рефлексии и тематизации.

Аналогичную тенденцию можно проследить и в развитии музыки: в электронной и конкретной музыке 50-60-х годов ХХ века особое значение приобретает именно тот контекст, в котором осуществляется раскрытие выразительных возможностей звука как такового.

В “Пролегоменах к истории понятия времени” М. Хайдеггера есть интересные рассуждения об особенностях восприятия звука. Опыт восприятия – это всегда опыт узнавания. Слыша за окном различные звуки, мы тут же узнаем: это-шум ветра, это – гудение автомобиьных моторов, это – стук каблуков по асфальту, и т.п. И это, считает Хайдеггер, дает “феноменологическое подтверждение тому, что в нашем ближайшем бытии мы уже всегда заняты самим миром (Курсив наш – Авт.), а не “ощущениями”, которые, словно в каком-то театре, представляют нам вещи.” (8).

Представляется, что трактовка восприятия как узнавания вполне может стать основой для интерпретации произведений электронной и конкретной музыки.

Эстетические концепции электронной и конкретной музыки основываются на идее о том, что любой немузыкальный звук, вырванный из первоначального повседневного окружения, может, будучи помещенным в новый контекст, быть воспринятым как музыкальный и производить сильный эстетический эффект. В авангарде второй половины ХХ века эксперименты по включению в ткань произведения немузыкальных звуков получают широкое распространение. В качестве яркого примера можно вспомнить произведения Дж. Кейджа для радиоприемника с оркестром. Радиоприемник, будучи вырванным из контекста повседневного практического использования, становится эстетическим объектом, а обычные звуки радио в окружении звуков музыкальных инструментов получают совершенно новое осмысление.

Так называемая конкретная музыка целиком состоит из повседневных шумов, объединенных в немыслимые с обыденно-практической точки зрения сочетания. Вполне возможным представляется провести параллель с эстетическими концепциями художников-сюрреалистов (С. Дали, Р. Магритта), чьи картины создают эффект новизны как раз потому, что на них предметы повседневного обихода помещены в необычную сеть взаимосвязей и взаимоотсылок.

С развитием электронной и конкретной музыки в композиторском мышлении прослеживается новая тенденция: редукции подвергаются любые содержательные определения “музыкального”. Классическая теория музыки основывается на различении звуков музыкальных (т.е. имеющих определенную высоту) и шумовых (не имеющих выраженной высоты). В авангарде ХХ века данное различие нивелируется. “Музыкальность” не является неким изначальным свойством звука. Любой звук может стать музыкальным и воспринят как музыкальный, если помещен в соответствующий контекст. Звуки многих неевропейских этнических инструментов европейским слушателем зачастую воспринимаются как музыка. Опыт электронной музыки показал, что оппозиция “музыкальные звуки/шумовые звуки” ограничена рамки европейской культуры; в музыке многих неевропейских народов именно шумовым звукам отводится ведущая роль.

______________________________________

(1) Подробнее об эстетической концепции Бузони см. в статье: Дудаков К. Освобождение музыки в России и Италии: шум или диссонанс? // http://theremin.ru/archive/dudakov.html  

(2) Вышнеградский И. А. Раскрепощение звука. Раскрепощение ритма. // Музыкальная академия, 1992, №2. – С. 141

(3) Выдержки из работ Кульбина см.: http://theremin.ru/archive/kulbin.htm  

(4) Эта цитата из работы А. Моля “Теория информации и эстетическое восприятие” (1958) приводится по следующему источнику: Смирнов А. Ситуация музыкального мышления середины ХХ века // http://theremin.ru/archive/muzsit.html   

(5) Асафьев Б.В. (Игорь Глебов). Музыкальная форма как процесс. – Л., Искусство, 1971.-С.357-358.

(6) Идея музыковеда Ефима Барбана. См.: Барбан Е. Эстетические границы джаза // Советский джаз: проблемы, события, мастера. – М., Искусство, 1985.- С. 103

(7) Мерло-Понти М. Феноменология восприятия. – СПб, Наука Ювента, 1999-С.18

(8) Хайдеггер М. Пролегомены к истории понятия времени. – Томск, Водолей, 1998. – С. 287

JD: Имеет ли название вашего проекта какое-то особенное значение или некий бэкграунд?

PM: Proyecto Mirage – это просто название, которое нам понравилось, никакого особенного значения оно не имеет.

JD: Когда и как вы впервые задумались о сочинении своей музыки? Есть ли у вас специальное образование или вы учились всему самостоятельно?

PM: Давно, мы уж и не припомним 🙂 Наверное, первый раз это было тогда, когда мы услышали что-то, что нам понравилось, или увидели кого-то на сцене и подумали, что тоже хотим там оказаться. Это что-то, что идет изнутри, и сложно сказать определенно, когда именно появилось желание делать музыку. Чему-то нас научили в музыкальной школе, а остальному, чему никто научить не может (в основном в электронной музыке), мы учились сами.

JD: Как люди реагируют на ваши живые выступления? И что вы ожидаете от русской публики и от вашего визита в Россию в целом?

PM: Обычно публика танцует и отрывается на наших лайвах, ибо они на это и рассчитаны, надеемся, что тоже самое будет и в России. У нас есть большое желание побывать здесь, и, конечно, мы выступим с большим удовольствием.

JD: Вкладываете ли вы какой-то особенный смысл в вашу музыку, и, как вы думаете, понимает ли публика этот смысл?

PM: Всегда есть какой-то смысл во всем, что мы делаем, и почти во всех наших песнях он есть, иногда это шутки, которые понятны только нам, иногда какой-то социальный подтекст… Но, как правило, эти послания абстрактны, каждый может и должен понимать их по-своему.

JD: Когда вы работаете совместно с другими артистами, важно ли вам разделять одни и те же интересы и взгляды на жизнь в целом или они могут быть абсолютно разные?

PM: Конечно, важно иметь общие интересы, но также хорошо, когда есть и разногласия, часто гораздо веселее работать с людьми, совершенно отличными от тебя. Мы многому учимся благодаря таким контактам, они дают возможность взглянуть на все с иной точки зрения.

JD: Большинство текстов ваших песен на английском. Думали ли вы о записи альбома полностью на испанском языке? Будет ли, по вашему, интерес к такому релизу?

PM: Не знаем, будет ли это интересно, на самом деле мы никогда не думали об этом. У нас есть несколько текстов на испанском, которые нравятся слушателям, но мы не хотим пресыщать ими публику 🙂 За исключением нескольких треков, тексты обычно не имеют большого значения, они работают больше как провокация, как короткие и ритмичные лозунги. Для этого больше подходит английский, поскольку в нем много коротких слов, хорошо адаптирующихся к ритму.

JD: Планируете ли вы выпустить ваш последний релиз на виниле? Как по-вашему, есть ли у этого формата перспективы или ему суждено умереть?

PM: Мы очень любим винил и думаем, что у него будет долгая жизнь… Недавно мы выпустили винил “Gas the DJ”, включающий три трека с нашего последнего альбома и три новых трека. Поскольку мы хотели, чтобы его использовали хард-техно диджеи, играющие только на виниле, мы включили туда эти три композиции с “Gimme your Energy”, хотя обычно мы не любим использовать одни и те же вещи на разных релизах.

JD: Лейбл Dependent закрывается, по их словам, из-за распространения пиратских mp3 и нежелания людей покупать оригинальные диски. Проблема ли это для вас и что вы думаете по этому поводу?

PM: Конечно, люди не покупают диски так, как раньше, а потому и у лейблов нет достаточного количества денег, чтобы как прежде вкладываться в новых артистов. Мы не особенно почувствовали разницу, потому что мы все равно никогда не продавали большого количества дисков, но для некоторых лейблов это большая проблема. С другой стороны, появление возможности скачивания MP3 в Интернете сделало музыку, подобную нашей, более доступной множеству людей, в противном случае никогда бы не узнавших о ней вообще… уффф, пока слишком сложно понять, окажется ли это положительным или отрицательным явлением в долгосрочной перспективе.

JD: Видите ли вы какие-то пути привлечения аудитории, зацикленной на поп-культуре, к вашей музыке и стилю в целом? Или вы считаете это полностью невозможным, и такая музыка будет в «андеграунде» всегда? Какие музыкальные стили, по вашему мнению, смогут править миром через несколько лет?

PM: Нет ничего невозможного, и более невероятные вещи случались 🙂 Сложно предсказывать будущее (с) Мастер Йода 🙂 Мы всегда стремимся донести нашу музыку до максимально возможной аудитории, но наш звук достаточно сложен для тех, кто слушает только поп… Это классно – быть в андеграунде 🙂

JD: Хорошо ли развита rhythm’n’noise сцена в Испании и в Мадриде в частности? Какие имена, на ваш взгляд, являются перспективными на сегодняшний день?

PM: Такие группы есть, но, конечно, их не так много как в других странах. Мы можем отметить X-coix, CTRLer, Shoray, Geistform…

JD: Расскажите что-нибудь о ваших интересах кроме музыки? Есть ли у вас какое-нибудь хобби?

PM: Конечно… Мы любим собак, кошек… научную фантастику (книги, фильмы, анимэ, комиксы), пиво…секс… 🙂

JD: Что вы думаете о сцене в России? Знаете ли вы какие-то русские проекты, работающие в схожих с вами стилях?

PM: К сожалению, мы почти не знаем русскую сцену… Мы хорошие друзья с Ambassador 21, но они из Белоруссии. Вы сможете проинформировать нас, когда мы будем у вас 🙂

JD: Каковы ваши музыкальные пристрастия? Коллекционируете ли вы CD или винил? Какую музыку вы слушаете последнее время?

PM: Да, мы коллекционируем музыку, главным образом винил. Обычно мы слушаем много разной музыки, в основном электронной, но не только.

JD: Как вы обычно создаете свои композиции? Что появляется первым – музыка или тексты песен? Происходит ли это быстро? Что важнее для вас – вокал или сама музыка?

PM: У нас не так много заранее продуманных вещей, обычно звук Proyecto Mirage рождается интуитивно и непосредственно, четкого алгоритма работы не существует, мы просто отдаемся своим чувствам и наслаждаемся. Процесс собственно сочинения трека быстр и прост, а вот последующая обработка уже более комплексная, техничная и куда более медленная.

JD: Влияет ли ваш сайд-проект Bubble Gum на звучание Proyecto Mirage и наоборот? Какое звучание вы предпочитаете больше: легкое и позитивное electro или жесткий и беспощадный power noise?

PM: Нам нравятся оба звучания… Мы как-то не думали об этом, но скорее всего оба проекта влияют друг на друга.

JD: Что бы вы хотели сказать публике, которая придет на ваши концерты в России?

PM: Мы надеемся, что русской публике понравятся наши концерты так, как, разумеется, они понравятся нам!

Концерты Proyecto Mirage в Росcии:
Москва, клуб “Жесть” – 30 марта
Ростов-на-Дону, клуб “Карантин” – 31 марта

В Москве состоялся фестиваль немецкого дарк-эмбиента Terra Incendium

В прошлые выходные в клубе IKRA гудели Inade, Herbst9 и Land:Fire. Все три проекта издаются на немецком лейбле L.O.K.I. Foundation, который, специализируясь на темном ритуальном эмбиенте, в значительной степени сформировал европейский пост-индастриал 90-х.

Концерт открыл дуэт Land:Fire – побочный продукт Herbst9, исполнивший весьма бойкую программу с видеорядом на тему ядерных испытаний. Хотелось, конечно, довести до логического завершения, пальнуть в крупнозернистые пейзажи ритм-н-хрустом, полирнуть, пардон, гроулингом – словом, прогуляться за рамки жанрового рабства. (Сугубо субъективные заметки). Следом началась самая многообещающая часть концерта. Inade, легенды многозначительного дарк-эмбиента и кураторы L.O.K.I. Foundation, подают себя как «аудиомифологов», исследователей запредельного. На сцене орудовали бородатый человек в черной шапке (похожий на ребе) и добротный бюргер, порой выходивший к микрофону постоять в позе мудрости. Из колонок лились многослойные каскады, чья стерильность не уступала качеству альбомных записей. Некое оживление привносили сахарные россыпи живых флейт, весьма уместные в общем потоке. Закрыли фестиваль Herbst9, чей, кстати, лучший релиз – 7-дюймовка Enenylyn – вышел не на L.O.K.I. Foundation, а на Drone Records. На этот раз к Генри Эмиху и Франку Мертену присоединился ударник, поначалу продемонстрировавший выдающую способность попадать мимо любых ритмических конструкций. И снова – слишком выверенный, выхолощенный саунд, впрочем, бьющий в сердце инфравибрацией. Отключив внутреннего цензора, стоит признать, что к концу часового выступления «Осень9» слегка выбила оставшихся в зале (многие покинули клуб, спеша успеть на метро) из реальности.

Другой вопрос, что вопреки названию мероприятия, земля под ногами не сгорела – И ЭТО НЕ МОЖЕТ НЕ ОГОРЧАТЬ. Лет десять назад хедлайнеры фестиваля казались пионерами заповедного фронтира. Правом на него претендовать никто особенно не интересовался, потому что претенденты говорили на новом музыкальном языке. Сегодня же вокруг нарисовалась толпа имитаторов, лопочущих на том же языке столь бойко, что вслушиваться не хочется. Новизна здесь не причем – дарк-эмбиент, в конце концов, крайне традиционное искусство и не страдает информационной одержимостью. В случае с Inade и L.O.K.I. Foundation изматывает бесконечная реплицируемость антуража, жонглирование атрибутами мудрости. Сделайте глубокомысленный вид, зачитайте цитаты из «источников» и – ощутите эрозию смысла. Ощутите вовлеченность в безопасное стерильно-европейское хобби. В ситуации переизбытка сущностей, одержимых вирусом авторствования, подлинность, если она и была, теряется в лабиринте отражений.

С другой стороны Web 2.0 на социальном уровне предполагает возникновение полуавтономных ячеек со своим культурным кодом. Пусть их будет больше, «пусть государство будет маленьким» и пусть поэзия станет делом каждого. Но, честно говоря, я и не знаю, что нас спасет.

Фотографии с фестиваля Terra Incendium можно посмотреть здесь: http://radiodrone.ucoz.ru/photo/1-1

1. Что означает аббревиатура, скобочки и точечки в названии вашей группы?

Carsten:
[:SITD:] расшифровывается как Shadows In The Dark. Это метафорическое выражение музыки и текстов нашей группы. Когда мы начинали в 1996 году, то многие люди, особенно пресса и рекорд-компании считали нас готической группой. Поэтому мы решили писать наше название сокращенно и заключить его в скобки, чтобы подчеркнуть электронный стиль музыки.

2. Несколько странных цифр – группа существует уже около 10 лет, выпустила всего два полноформатных диска, но несмотря на это обладает достаточно большой армией поклонников и постоянно занимает высокие места в европейских альтернативных чартах. Почему вы за такое долгое время выпустили только два альбома? Как вы можете объяснить, что вы были так быстро приняты и признаны публикой, учитывая, что достаточно большое количество групп сегодня играет аналогичную музыку? Вы не думаете, что есть смысл закрепить успех выпуская больше дисков и привлекая аудиторию количеством, а не качеством релизов?

Carsten:
Мы выпустили 4 полноценных альбома: “Trauerland”, “Atomic”, “Stronghold” и “Coded Message: 12”. Первые два спродюсированных лично нами релиза “Trauerland” и “Atomic” распространялись не через лейблы, очень ограниченным тиражом на концертах и через журналы. Именно поэтому многие думают, что мы выпустили только два альбома. В 2002 году мы пришли к мысли работать с Adrian Hates (Diary Of Dreams) и его лейблом Accession-Records. В том же году мы выпустили “Snuff E.P.” включающий песню “Snuff Machinery” на Accession-Records. Сингл попал в десятку наиболее успешных альтернативных хитов германии того года. Вследствие чего многие узнали нас только 2002 году. Мы не можем объяснить, почему наша музыка стала популярна. Наша музыка идет из глубины наших сердец, и мы рады, что так многим людям нравится то, что мы делаем. Кажется, наша аудитория поняла, что [:SITD:] 100% аутентичны. Важно качество релизов, а не их количество.

3. Вы работали с Oomph, делали для них ремикс на ‘Das Letzte Streichholz’. Как появилась идея этого сотрудничества? Кто первый вышел на контакт вы или Oomph? Что думают ребята из Oomph о вашем ремиксе?

Tom:
Мы уже многие годы знаем друг друга. Мы несколько раз выступали вместе на концертах и обсуждали возможное ремикс-сотрудничество. Весной 2006 года я диджеил вместе с Dero на “Oomph! Day Party” в Берлине. В этот день родился план создания ремикса [:SITD:] на сингл Oomph! “Das Letzte Streichholz”. Мы слышали от ребят, что им действительно понравилась наша версия.

4. Как бы вы определили стиль, в котором играете? Важны ли для вас определения стиля или вы просто делаете музыку, которая вам нравится и вам все равно, как ее будут называть? Видите ли вы различие между EBM с элементами future-pop и future-pop с элементами EBM? Согласны ли вы с тем, что все эти определения придумываются параноиками или людьми, которым просто нечем заняться?

Tom:
Мы придерживаемся стиля “Electro”, у нас нет намерения переписывать историю электронной музыки, но мы надеемся, что [:SITD:] создал свою индивидуальность, а с годами мы выработали и наш собственный стиль. Наша музыка – это главное, на чем концентрируется внимание. Она проста, но нам нравится то, что мы делаем, вот и все, и нам безразличны все эти разбивки на категории.

5. Почему вы решили заниматься музыкой и почему именно такой?

Tom:
Это было не решение, это то что было близко нашим сердцам – писать электронную музыку. Нам нравятся старые вещи таких групп как Front 242 или Nitzer Ebb. На каждую группу оказывает влияние музыка, которая нравятся ее участникам, также мы слушаем современную электронную музыку, так что это автоматический процесс развивать эти влияния в соответствии с сегодняшним электронными движениями и прогрессом.

6. Хотите ли вы стать очень популярными звездами?

Carsten:
Нет, мы не хотим становится популярными звездами. Мы видим себя андеграундными артистами. Мы независимы и вольны делать то, что нам нравится. Это подарок, иметь возможность осуществить свою мечту. Нам не нужны чемоданы денег, чтобы быть счастливыми. Более того, мы очень ценим тот факт, что у нас есть и наша частная жизнь. Это важно для нас!

7. Ваши недоброжелатели говорят, что в вашей музыке очень много заимствований. особенно часто упоминается ваша схожесть с Suicide Commando. Что вы думаете об этом?

Tom:
Это не имеет значения. У каждого есть право иметь свое собственное мнение. Мы уважаем Suicide Commando, но мы думаем, что наша музыка сильно отличатся от их. Мы не используем дисторшн-эффектов на вокале, и мы имеем склонность писать песни с некой особой драматургией. Обе группы имеют свой собственный уникальный стиль.

8. Какое место в вашем творчестве занимает алкоголь? Может ли творчество существовать без «допинга»?

Carsten:
Нам не нужен алкоголь или наркотики чтобы творить. Мы думаем, что голова должна быть чиста для того, чтобы в ней зародились хорошие идеи. . .

9. Современного человека окружает множество звуков. Используете ли вы услышанные в поезде, на улице, на собственной кухне случайные звуки в своих композициях?

Tom:
Нет

10. Настоящий музыкант должен иметь хорошую технику, или истинным творцам достаточно пары кастрюль и старого ленточного магнитофона?

Tom:
Это зависит от музыки которую вы хотите создавать. Очень часто минималистичные или индустриальные вещи звучат интересно без использования лучшего технического оборудования. Это может завораживать. Если вы любите мелодичность и атмосферность, и предпочитаете идеальную обработку, то вам стоит использовать самое лучшее оборудование.

11. Представьте, что вы услышите по радио собственную песню в исковерканном исполнении непонятно кого. Какова будет ваша реакция? Вам будет все равно, или вы возьмете обрез и поедете на радио? Или вы обрадуетесь вашей нечаянной популярности?

Carsten:
Это забавно. Я думаю мы повеселимся….

12. Зачем вы пишете музыку? Вы хотите что-то донести до всех или это просто обычная работа в области энтертеймента?

Carsten:
Страсть. Кажется ответ получился коротким, но он бьет точно в цель.

13. Если бы ваша группа называлась по-другому, у нее была бы другая судьба?

Tom:
Не имею ни малейшего понятия. Да и кто бы мог ответить на это . . . ? ! ?

14. Вы уже знаете, что будет в вашем следующем альбоме? Есть ли такие композиции, которые вы нарочно не включаете в записываемый альбом, оставляя их для следующего? Или ко времени работы над следующей пластинкой вы будете совсем другими людьми?

Tom:
Мы планируем написать абсолютно новые песни, а не использовать старый материал. Посмотрим что будущее приготовило для нас…

15. Ваша музыка – это “спектакль” или это ваш внутренний мир, переложенный на слова и ноты?

Carsten:
Наша музыка – это выражение наших сокровенных чувств.

16. Выходя на сцену, вы чего-то ждете, вам нужна поддержка публики или вы можете играть с той же силой и для пустого зала?

Carsten:
Это ни с чем не сравнимо, стоять на сцене и наблюдать на то как публика реагирует на твою музыку. От этого мурашки бегут по коже, неважно играем мы на большом фестивале или в маленьком клубе. Это удивительное чувство – делиться своими эмоциями с толпой, отдавать что-то и получать что-то взамен.

17. Люди, слушающие музыку разных стилей – это, по-вашему, разносторонние люди или они просто не могут определиться?

Carsten:
Люди слушающие разную музыку – это люди широких взглядов. У каждого бывают разные настроения. Я думаю, большинство предпочитают слушать что-то потяжелее на вечеринках. Если они хотят почитать книгу дома, то они предпочтут послушать что-то совершенно другое.

18. На фестивале Synthetic Snow с вами будут вступать еще две иностранные группы, Gothminister и MESH, знакомы ли вы с творчеством этих групп? И как вы его оцениваете?

Tom:
Мы знаем обе группы и уважаем их музыку.

19. Выступление на фестивале будет вашим первым визитом в Россию. Слышали ли вы какие-нибудь отзывы от ваших коллег музыкантов о России?

Carsten:
Мы слышали много хорошего о Россииб особенно о восторженной публике на концертах. Мы действительно с нетерпением ждем этого события и надеемся увидеть вас всех 2 декабря, 2006 на Synthetic Snow Festival в Москве. Берегите себя и оставайтесь на волне.