Скуластый раскосый мальчик в куцей курточке выходит на улицу и уныло смотрит в стальное осеннее небо. На его лице застыло привычное выражение животной скуки. Он идёт в метро, со свистом несётся сквозь его чёрные пещеры, потом отражает поток ветра на остановке своим плоским лицом, едет в стылом автобусе, впечатывая в ладонь ребристую поверхность поручня. Выйдя из автобуса, обзывает неуклюжую старушку, отдавившую ему ногу, двусложным тюркским словом. Ему представляется киноафиша, на которой крупным планом искажённое старушечье лицо и сверху надпись сочащимися кровью буквами. Мальчик сплёвывает на подмёрзший асфальт прозрачной детской слюной и сворачивает во двор.

Во дворе карусель, покорёженная, видимо, нечеловеческими перегрузками, недалеко от неё на земле ребёнок в дутом комбинезоне и шапке с помпоном. Он пытается встать, но раз за разом неизменно вновь опускается на оттопыренный зад. На лице у него плохо скрываемое изумление. Мать в отдалении разговаривает с полной пожилой женщиной и совсем не замечает его затруднений.

Раскосый мальчик минует их и входит в подъезд обветшавшего дома. В подъезде полумрак и унылые соты почтовых ящиков. Мальчик поднимается по лестнице на третий этаж и, чуть приподнявшись на цыпочках, нажимает белую пуговку звонка. Потом опускается на пятки и бесстрастно смотрит на дверь. Через несколько секунд она открывается.

На пороге стоит женщина лет сорока в тёмно-синем халате с большими жёлтыми цветами. Она курит, причём сигарету держит в полусжатом кулаке опущенной руки, совсем безо всякой позы, так свойственной курящим женщинам. Она кивает и уходит в глубь квартиры. Мальчик следует за ней.

Они проходят в длинную комнату с занавешенными окнами. Сзади щелкает захлопнувшаяся дверь. Дневной свет в комнату почти не проникает, но на уровне груди рядами закреплены на суставчатых штангах продолговатые светильники, дающие рассеянный жемчужный свет. Под ними в прямоугольных горшках стоят бурые приземистые растения с изогнутыми стволами, жмущимися к земле. И стволы и толстые заостренные листья покрыты густыми чёрными волосками, похожими на мушиные лапки. Среди листвы кое-где видны большие ярко-красные цветы с длинными изящными золотыми тычинками.

Женщина подходит к одному из горшков и раздвинув листья высвобождает огромный набрякший бутон, размером со сжатую щепотью кисть руки. Лепестки его уже начали распускаться и тёмно-зелёный бутом оканчивается розовым отверстием в форме звезды, в котором поблескивают слезинки густой прозрачной жидкости. Женщина показывает его мальчику:

– Вот.

Мальчик молча снимает куртку и кладёт её на стул в углу комнаты. Затем снимает брючки и спускает трусы. Он выжидающе смотрит на женщину.

– Может быть сам ?

Он сердито хмурится и быстро отрицательно мотает головой. Женщина вздыхает и с брезгливой гримаской опускается перед ним на колени.

Добившись своего, она встает, а подготовленный мальчик поворачивается к цветку. Аккуратно придерживая бутон левой рукой, а член правой, он подаётся вперёд и, войдя в бутон начинает монотонно двигать бёдрами.

Через минуту всё кончено. Мальчик привычно идёт в ванную, а женщина, нагнувшись над растением, внимательно осматривает бутон, чуть поглаживая его осторожными нежными движениями.

– Чаю хочешь?

Мальчик кивает. Они сидят на кухне, мальчик молча пьёт чай, тупо уставившись на стенной календарь видами старой Москвы. Женщина курит и отрешённо смотрит в окно.

Потом мальчик встает, берёт у женщины деньги, одевает курточку и выходит.

На улице он снова проходит мимо ребёнка в комбинезоне. Тот стоит вцепившись в железный каркас черепахи, сваренный из чугунных труб, и агрессивно раскачивается. Его мать в это время сюсюкает с лохматой льстивой собачонкой. Раскосый мальчик, убедившись в том, что она на него не смотрит, резким пружинистым движением даёт ребёнку пинка и быстро пересекает двор. Ребёнок секунды на три замирает словно громом поражённый, а потом разражается отчаянным рёвом. Собачка, испугавшись, убегает.

Женщина в квартире снова склонилась над растением. Бутон раскрылся чуть больше прежнего и кажется, что вокруг него переливается несильное сияние. Женщина садиться на корточки рядом и смотрит на него широко раскрытыми глазами. Как на огонь в камине.

Она знает, что в одном из крайних горшков, у самой двери, уже зреет тяжёлый, антрацитово-чёрный плод. Сознание этого волнует её, не дает ни на чём сосредоточиться, и она даже встает проверять его по ночам.