Старичков, старичков я люблю, старички меня интересуют. Одинокие особенно, заблудившиеся такие – кончилась работа, кончилась вроде жизнь, ан нет, не кончилась, вот и бродят они как тени, бродят, забредают… Идёт такой старичок по набережной, бормочет под нос что-то,  пальтишко болтается на нём как на вешалке, нос длинный побелел от холода, палкой постукивает, а на палке наконечник из пробки от шампанского. Смешно? Да не очень…

Поздно уже, из фонарей льётся на кусты желтый свет, на вкус он кисловатый и немного отдаёт металлом, его сосут мухи, чтобы видеть сны, но сейчас уже холодно и мух нет. Они уснули до следующего лета и летят в накопленных снах сквозь хрустальные дворцы, сквозь мясные пещеры и багровую траву.

Старичок остановился, смотрит в тёмную воду. Вода масляно колышется, всхлипывает, извивается вдоль берега, переживает ночную неопределённость… В воде живут Друзья старичка. Старичок принёс им батон, ему поговорить хочется, вот и принёс батон, гостинчик вроде, они же не пьют как люди. Что им пить, они и так в воде всё время. Вода не водка, конечно, но только речная вода городская хмельней и ядрёней водки, пожалуй. Спустился он к самой воде, присел, батон расщепляет костлявыми пальцами, крошит в чёрные волны. Вот уже чувствует, что узнали Друзья о его приходе, зашевелились в глубине, плывут к нему, беспокоят по дороге чахлые водоросли и гниющий мусор, гоняют вялых блёклых рыб. Шутят они так – дёрнут рыбу за хвост, она и несётся прочь сломя голову, глаза вытаращит, рот разинет, словно конец света наступил, а им от этого весело.

Вот приплыли, поднялись из воды, вокруг старичка собираются. Он улыбается им ласково, хотя губы от холода и слушаются не вполне, онемели.

– Что, шелапуты, не мёрзнете в воде-то? Октябрь уж…

Кидает им крошки, они ловят их чёрными губами, пляшут неклюже, шлёпают по асфальту грузно, влажно. И в то же время роятся легко, словно мотыльки около старичка, будто не на суше, а в родной воде резвятся.

Старичок присел на корточки, на сердце легко, вспоминает Машу свою, рассказывает про неё Друзьям. И про Машу, и про Второй механический, где работал, и про войну даже. На войне тоже, вот, Днепр форсировали, думал так в воде и останется навсегда, с рыбами лясы точить, из водорослей венки плести, но нет, пронесло, уберег Господь… Всю душу Друзьям раскрывает, а те не перебивают, булькают только как-то, да сипят по-тюленьему. Старичку того и надо. Чтоб не мешали, не отмахивались от него, послушали. Чтоб прожили вместе с ним ещё раз то далёкое, настоящее, чего сейчас и в помине нету. Отдыхает старичок, душой отдыхает…

Только старичок знает, чего Друзьям надо, батончик-то им так, пустое дело. Просто чтоб старичка не обидеть они его умяли, у них другой интерес… Понимает это старичок, и уважение своё тоже имеет. Друзья есть друзья. Они к нему со всей душой и он к ним по-человечески. Так завсегда положено. Поэтому старичок посидел ещё немного повздыхал, а потом поднялся и двинулся в сторону обсаженной кустами аллеи. Уже по дороге сюда он, отметил для себя тискающуюся в полутьме парочку. ” Шельмецы… Совести ни у кого не стало, потому и просрали страну. Одно блядство на уме…”

Подковылял к ним старичок, прокашлялся жалобно, заблеял ещё жалостливей: “Ребятки, извините, что отвлекаю, помогите старику… Гулял у набережной, платок доставал – ключи вытряхнул. Очки-то, дурак старый, дома забыл, ни черта не вижу. Вы бы поглядели, а то домой не попаду. Вот напасть-то…Там светло, фонарь рядом, вы молодыми глазами сразу увидите, они далеко-то отскочить не могли…”

Парень с девушкой неохотно разлепляютя, идут к берегу, старик крутится вокруг них, заискивающе улыбается. “Связочка такая, три ключика… Брелок олимпийский…”. Они спускаются к воде, река колышется, ночью всегда, всегда ей томно и волнительно. “Ну где, отец, ключи твои херовы?” – парень держит руки в карманах и пренебрежительно кривит рот. Крашеная девица глупо прыскает.

“Тут, тут где-то милый, ближе к воде…” Старичок слышит, или ему кажется, что слышит, как всплывают Друзья. Чувствует он их радость спинным мозгом и баста – слух стариковский может подвести, а холодок в позвоночнике никогда не обманет. Отворачивается старик, незачем на это смотреть. Много он на войне повидал, но тут другое, это не штык в брюхо немцу загнать, тут странненько. Первый раз глянуть хотел, но не смог, уж больно тошно.  Пусть их, он свое дело сделал. Старичок пошёл от берега, не прощаясь с Друзьями, им сейчас не до него, пусть потешатся вдоволь.

Хорошо ему было, тепло… Хорошо так, как бывало хорошо раньше, когда они с Семёном и Толей-кладовщиком коротали вечера за бутылочкой беленькой, за разговорами о жизни и вдумчивым молчанием.

Друзей ничем не заменишь… Друзья есть друзья.