Принципы простые:
71. Будущего еще нет. Большая часть его основных механизмов и терминов – есть. Но определенно сказать, вот именно этот механизм или термин останется основным – такого алгоритма нет. Опыт, интуиция.
14. Непрерывность вообще действует. То есть, если два события сейчас недалеко друг от друга, то и в будущем сильно дальше они друг от друга не станут. Это, конечно, грубая оценка. Но – помогает.
0,224. Не стоит смешивать рациональные оценки и иррациональные. У них слишком разные недостатки.
312+657i. Из рациональных стоит выбирать те, что лучше «работают». Например, при оценке решений довольно глупо выбирать «верно – не верно». Умнее выбирать «хватит сил на реализацию решения – не хватит сил».
500. Из иррациональных стоит выбирать те, область определения которых более «понятна» плюс еще одно соображение (дальше будет). Например, «интуиция подсказывает» лучше о тех ветках, которые лучше известны.
1. Еще одно соображение: некоторые иррациональные оценки нужны для того, чтобы приучать язык и мышление к использованию иррациональных оценок, иначе все будет только сухо и рационально, да еще и рациональные оценки, натолкнувшись на неполноту и неточность оцениваемых предположений, могут быть выхолощены до парадоксальных каламбуров а-ля «Законы Мерфи».
3171Важно: чем активнее человек работает с будущим, тем больше он отвечает за результаты своей деятельности сам лично, никаких оправданий. И наоборот. Наоборот – это наподобие пункта 7 в списке принципов.

Да-да, я решил! Да, добровольно, и нет, не боюсь! Иду расставаться с иллюзиями: вот моё сердце, вот мои кровные 550 – пируй, алчный Наркевич! Я – иду! Обработал волосы (на голове) гелем Taft “Три Погоды”, расчесал брови – From Siberia With Love – рекомендую, надел любимые (голубые!) джинсы, также трусы, но цвет их – тайна тайн; наполнил фляжку ликёром (кофейный, 30 на 30 – так себе), собрал волю в кулак (два трека Phallus Dei на чашку крепкого чая, советую) – я иду!

Нормальная маршрутка, нормальный вагон – сивый мужик в ватнике с надписью “MiaMi” пьёт “Клинское”, всхлипывая и поглаживая живот после каждого глотка – природа поёт! Не плачь Штефан! Я – иду!

В аэродинамической трубе хрестоматийной “Точки” людно. Человекообразные силуэты нервно ждут и веско матерятся – нормальная публика. Настолько нормальная, что само существование ПЕДОГОТОВ кажется сомнительным. Недобрый охранник распахивает дверь и, избавив существо в бархатных штанах от ненужной веры в человеческую порядочность, я вхожу.

“Блядь, откуда вы только берётесь”, – главная мысль у зева гардероба… Других нет, извините…

Зал… Так вот вы где?! Холодеют губы, отнимаются руки… Привет, чудовища… Опустившиеся Роберты Смиты, потасканые Галадриэли-Эсмеральды, просто Мальчики-с-пальчики наводнили помещение, сожрав весь кислород вкупе с азотом. Грустная полупрофессионалка в бело-серебристом парике изучает строение бара – нормальное ожидание чуда.

На сцене появляется… нет, не “Дыхание”, а Necro… – хуй знает, меня таким словам не учили. Борисов (он же Звёздный, если, паче чаяния, кто не знает) ужаснее обычного: ревёт и стонет, почище Днепра широкого, поясняя дремучей публике, что “Коррозия Металла” навсегда останется передним краем контркультуры. Странно – сам маленький, а так рычит, больно ему, что ли… На сцене также находятся: щекастый человек в сером свитере, отвратительно имитирующий игру на клавишных инструментах, и девушка, единственным заметным достоинством которой является упорство – я ещё не видел людей, которые так сильно хотели бы вспомнить заученные дома у зеркала движения (где-то было написано, что они – танцевальные), – ручка вверх, к волосам, дальше – мягко, “поплыли”, – ой, забыла! – ну, ладно, за жопу себя потрогаю – демонично получается!

…Вот раньше у Димы.., нет, Юры была пухленькая девушка, которая – увы и ах – отлично, природно двигалась и неплохо пела (разве я не сказал что это существо с косицами ещё и петь пыталось?!). Под конец Юра погудел немного и даже самые тупые поняли: скоро будет то, ради чего они и тратили деньги и время, оскорбляя память своих родителей; ради чего они оставили многосложный человеческий облик, став… ЭТИМ… – скоро на сцене появится мечта и память пары поколений… Das Ich!

К барной стойке не пробиться, чувак в бандане обломил чучело в сером плаще – “любовь и бедность навсегда меня поймали в сети…” – а я, сторонний наблюдатель, взял два пива, к сцене подтягиваемся, ждём…

Да, блядь… Этот мудель с розовыми рогами – Бруно Крамм?! Этот сифилитик, настырно поджимающий упрямый живот (брюхо, чрево, – как хотите!), блядующий зеркальным 666 на рахитичной груди, и есть Штефан?! Наличие на сцене одного более-менее прилично выглядящего – к чему бы такая шляпа? – человека (каюсь, не помню имени) хоть как-то примиряет с происходящим…

“Привьет, Москва”, “Руки, Руки”, “Jump, Jump” – ни один And One не позволял себе подобных безобразий. Весело…

И это вы, козлы, Бога собираетесь хоронить?! Да вам и левретку доверить нельзя, а вы… Первая вещь?.. Die Propheten – а как ещё?! Постучи, постучи себе по башке, постучи, авось поумнеешь, пентюх германский! Здорово орут – каждый в свой микрофон, да ещё по Korg’ам казённым так многозначительно постукивая, “Молодец, Мамед Мамедов, настоящий молодец!” Исполнили “Schwanenschrei” – артисты, браво!

“Не надо только пиздеть…”

ПЕДОГОТЫ укрылись где-то за спиной – перья боятся помять, как… не знаю, что и в пример-то привести: ни сердца у них, ни мозга… к чему обращаться не ясно.

На арене: Аккерманн (не знаю чего два – “к” или “н”, а может, и того и другого), продолжает выражать недовольство политикой Бога по отношению к себе, невыразимо великому, с несказанным профессионализмом. “Destillat” – конечно хотим, а как же!

В зале: вывезенные с концерта “Sepultura” или “Off Spring” дауны, кривляются и скачут, как… дауны! Идиотичный толстяк, после очередного прыжка, наконец-то (“есть Высший Суд, наперстники разврата!”) наебнулся, и тут же получил Grinders’ом по жвалам от очкарика с человеческим лицом – я не дотянулся, простите! Поросший волосами мудозвон, что пару раз прыгнул со сцены, ускользнул от моей карающей длани – волнообразно было слишком, простите, опять же! Настырного блондина я-таки настиг: этот пинок он, надеюсь, не забудет никогда, а не хуя плясать при Христопродаже, пусть даже так убого обставленной.

Дешёвка, вот слово, которое объясняет всё, пожалуй…

Дешевые гримасы, дешевые позы, дешевая популярность (Ребза!, а как я плакал некогда под столь клоунски исполненный вами “Lugen Und Das Ich”!). Стыдно. Христа продавать нужно серьёзней, – не “Запор” битый кривому соседу сдаёте, а Бога! Куда там! пуще прежнего кривляется и вращает глазами бундесовый арлекин… Взял бы пару уроков у Дугласа Пи, что-ли… А! Чего с фиглярами разговаривать…

“Бохь подохь!” – думаете смешно?! Лёг под вас московcкий пидорок и всё?! Остатки вкуса растворились?! Пошевели простатой, если нечем больше, подумай.

Вы – смерть, и жилище ваше в гробах…

Да-да, Штефан, мы тоже не любим, когда убивают животных и воюют с Ираком, отстань… Ты бы за Сербию заступился, чудовище.

И Белый Парик никого не снял… Шлюхи… Не бляди (куда вам до этих бескорыстных Воительниц Духа!), – сучки дешёвые. Страшнейшая Goth-баба, помеченная фиолетом, ищет что-то на полу. Доблестьный охранник заломал-таки волосатого педрилу, – воет и просит прощения покоритель Голгофы… И спокоен белокурточный араб, – некого убивать, и так кругом одни кадавры.

Как было, как не было – всё не так важно, но вопрос смерти Бога я с клоунами не обсуждаю – есть серьёзней кандидаты… “Прощай, прощай мечта…” Я бы лучше на “Арию” пошёл – и то внушительнее зрелище.

Верните деньги, Андрей! Оправдайтесь перед Богом. Который, типа, умер…

Не люблю я чивой-то клоунов, душа не лежит чисто.

В общество анонимных N вступают те, кто не хочет посредством N опорочить свое имя.

Вступивший в общество анонимных N тем самым признает себя N.

Вступивший в общество анонимных N теряет свое имя и все привилегии, связанные с именем, и делит общее имя – Анонимный N, что равнозначно отсутствию имени.

Анонимный N обязан предаваться пагубному пристрастию наряду с другими анонимными N.

Тем самым анонимный N порочит имя анонимного N, которое равнозначно отсутствию имени. Таким образом, отказавшись от статуса и привилегий, связанных с именем, анонимный N порочит только имя, равнозначное отсутствию имени.

Теоретически, освободившись от пагубного пристрастия, анонимный N обязан покинуть общество анонимных N и вернуть свое собственное имя.

Были такие случаи или их не было – узнать, понятно дело, невозможно. Сам факт участия человека в обществе анонимных N (теоретически) – очень и очень грязное пятно на его репутации.

По этому поводу существуют две легенды.

Одна – что пагубное пристрастие когда-то надоедает, и абсолютно все в конце концов общество анонимных N покидают. Таким образом, общество анонимных N преподносится всем заинтересованным в проблеме как едва ли не единственная возможность избавиться от пагубного пристрастия.

Вторая – что анонимность развращает. Предаваться пагубному пристрастию безнаказанно – это ли не мечта любого человека? Поэтому общество анонимных N не покидает никто и никогда. Таким образом, общество анонимных N преподносится всем заинтересованным в проблеме как замечательная резервация, где потерянные для общественной жизни люди приводят в действие вынесенный самим себе (с негласного одобрения государства) смертный приговор.

Реально – истина лежит где-то посередине. И по этой причине значимость общества анонимных N для цивилизации странным образом снижается.

Лекарство не лечит, а только притупляет влечение, вокруг резервации нет никакого забора. Общество анонимных N никого и ни от чего не избавляет.

И только когда президент одной страны обращается к диктатору другой страны как к старинному приятелю, хотя по официальным данным они ни разу до того не встречались и не разговаривали, председатель общества анонимных N негромко на них шикает.

Подпись: анонимный параноик.

Всем известно, что журналистика – это такой способ развлекать людей. Поэтому обычные новости носят сугубо развлекательный и интересный характер. Кого-то убили, где-то война, какой-то город смыло наводнением или цунами.

Все эти новости можно высосать из пальца, подсмотреть где-нибудь, сплагиатить у какого-нибудь ИТАР-ТАСС.

Коллективные иллюзии без остановки тиражируются и опосредованно воздействуют на органы наслаждения простого обывателя.

Ах, убили! Ах, война! Ах, цунами!

Но разве в этом смысл существования вольной и древней журналистской профессии? Безусловно, высшее предназначение журналистики – иное.

Журналист должен первым покинуть мир иллюзий. Переодевшись бедной армянской девушкой, идти в скинхэдский квартал. Получив тыщу разноцветных баксов, забомжевать в подземном переходе. Изучив теорию поля по учебникам физики, стать агрономом.

Хотя, это, конечно, тоже не метод. Многие так делают.

Лучше полнолунною ночью надеть накладные зубы, нацепить какой-нибудь дракульский плащ и пить кровь зазевавшихся прохожих. Глядишь, и примут в свои ряды те, настоящие, с ненакладными зубами. Но ведь нет – раскусят сразу же и используют для какого-нибудь особо кровавого ритуала.

Или другой интересный публике пример: убийство. Можно попробовать убивать не по-настоящему, а прятать якобы жертв. Но это уже будет похищение. А если еще и по-настоящему убивать, то уже получается не журналист, а – убийца.

Про спецслужбы тоже публике интересно, но оттуда информации мало поступает. Один выход журналисту – внедриться наподобие Штирлица в сплоченные ряды и изредка, как Юстас Алексу, посылать скупые шифровки.

Все не то. Все не то.

Получается, что выхода-то и нет. То есть, существует два выхода, но оба слишком всеобщие и сомнительные.

Первый, честный: брать в журналисты только настоящих вампиров, инопланетян, убийц и спецагентов.

Второй, нечестный: журналистам создать свой отдельный мир, где будет можно все, о чем интересно публике читать: можно будет якобы убивать и грабить, можно будет создавать свои спецслужбы, можно будет отправляться в служебные командировки в качестве инопланетянина или вампира.

У второго пути есть один недостаток – в таком мире все в конце концов должны стать журналистами, иначе найдется какой-нибудь мальчик со своими прозрениями про голого короля. А говорить-то об этом не следует. Публике интереснее было бы это прочитать.

Впрочем, многие страны уже давно идут по второму пути. А значит, каким быть настоящему журналисту – такого вопроса больше не существует. Настоящему журналисту быть теперь вами, премногоуважаемые читатели.

Вот и я это пишу, а не кричу из толпы.