Пока копали, стемнело. Несколько раз начинался и затухал мелкий дождь. Котов хватал его горстями и, сняв очки, размазывал по задранному к небу лицу, но дождя было так мало, что кожа совсем не мокла. Сипач всё время отдыхал, клал лопату на край ямы, и сам забирался наверх, хохлясь на корточках как переевшая отбросов птица. Вылезал, конечно, всегда на противоположный от свёртка край.

– Чего сачкуешь? – Макар недовольно сдувал волосы со глаз. – Умнее всех?

– Ща, спина занемела, не кипишись, командир, – Сипатый водил головой от плеча к плечу, будто разгоняя кровь в мышцах. – Ща, отпустит только маленько…

– Да он всегда так, – Котов бросал землю наверх сильно и убежденно. – Он только в пьянке первый…

Сипач ворчал про себя недовольное «стахановцы, мля», спрыгивал на дно, плевал на руки и снова брался за лопату. Яма росла и темнела, сочилась чернотой как непропёкшийся бородинский хлеб. В ней пахло перегноем, червивым уютом, сырыми корнями. Казалось, что она потихоньку начинает обнимать мужиков, как парень в темноте кинозала, придвигающийся к своей спутнице.

– Ну чё, хватит, может? До центра Земли, что ли роем? – Сипачу хотелось уже поскорей вылезти из ямы насовсем, прекратить однообразные махи тяжелеющей час от часа лопатой. Тело стыло, пот испарялся куда-то во тьму, унося с собою тепло. Сипачу не отвечали, только злее вгрызались в землю. Шевелили спинами, сопели упрямо, сосредоточенно. «Ишь махают… Скорей бы уж кончить» – он захотел опять передохнуть, но решил не раздражать товарищей от греха подальше.

Наконец Макар воткнул лопату в Землю и со значением промокнул рукавом пот со лба. «– Ладно, хорош. Вроде хватит». Все закончили копать, и, помогая друг другу, вылезли наверх. Яма, расщерившаяся под их ногами, вышла немаленькой. Макар сплюнул в неё с уважением, Котов смотрел бесстрастно, только поправил очки.

– Добрая яма, – Сипач хвалился как перед покупателем, – десять таких хреновин закопать можно.

– Да помолчал бы уж, землеройка хуева, – зло сказал Макар.

– Чё ты, чё ты – Сипач деланно возмутился, – все одинакова копали, я ж не виноват, что спина слабая.

– Хорош, – веско бросил Котов, – дело надо делать.

Все выдохнули и двинулись к свёртку. Взяли за края аккуратно, глядя как бы сквозь него и в то же время очень внимательно. – Раз-два – предмет ухнул в темноту и глухо вздохнул при встрече с дном. Все замерли, уставившись в непроглядную уже темноту ямы.

– Может, маловато вырыли-то? – Сипач чуть присел и озабоченно тыкал зрачками в чёрную сырость.

– Сжечь надо было, я говорил, – Макар хмурился и шевелил пальцами в карманах.

– Жечь нельзя, – отрезал Котов и поджал губы. – Айда зарывать.

Зарывать – не копать. Даже Сипач кормил кривой земляной рот без перерывов, ритмично и упруго, как спортсмен на каких-то не очень важных показательных выступлениях. Справились быстро. Землю утоптали, каждый по-своему, выказав при этом хоть и не мудрёную, но своеобразную натуру. Сипач мелко подпрыгивал, Макар вколачивал комья с силой, попеременно то одной, то другой ногой, будто добивал старого врага. Котов с безразличным лицом исполнял какую-то вязкую медленную чечётку. Так, наверное, пляшут моряки самых глубоководных подлодок, выбравшись на родную твердь в тайных шхерах.

– Вот теперь добро, – Макар глянул на мужиков, желая утвердиться в своём мнении, но стало уже так темно, что виднелись только безликие силуэты. Молча покурили, перемигиваясь огоньками. Сипач начертил на чёрной маске белесую ухмылку: «пошли что ль по-маленькой? Кажись, заработали?» Макар хотел ответить что-то едкое, но смолчал. «- Это да. Натрудили на поллитру, чай». Быстро подобрали лопаты и двинули к деревне. Сипач семенил последним, оглядывался назад и тихонько поцыкивал зубом.

– Мужики, я , кажись, это… Спички обронил, я быстро – мигом догоню…

– Куда ты, не видно ж ни хрена, – буркнул Макар, не оборачиваясь.

– Да белый коробок-то, видный, я мигом…

– Ладно, давай. Лопату дай подержу…

Сипатый, присвистывая, на полусогнутых побежал назад. Добежав до ямы, он бухнулся на колени и распростёрся по земле, прижимаясь ухом к холодной поверхности. Вначале он ничего не услышал, но скоро сквозь густое земляное тесто, как пузырьки в илистой воде, начали просачиваться еле различимые звуки. Тоненько звенел крошечный колокольчик, чуть слышно скрипело дерево – так отзывается на ласку игрушечная лошадка, где-то совсем в глубине смеялся ребёнок. И словно кто-то протяжно свистел в стальную трубку. Сипач вдруг потерял равновесие и почувствовал, как руки и прижатая к земле щека безо всякого сопротивления уходят в податливую массу.