Author Archive for adminPage 6 of 15

Радуга над боем

В Москве выступили Changes – легенды американского дарк-эйсид фолка

Как уважающий себя эзотерический гитлерист, сырым ноябрьским воскресеньем я посетил концерт тура The Men among the Ruins. Клуб Tabula Rasa, что в МДМ, оказался удивительно приятным местом – особенно замечателен второй этаж с прекрасным обзором сцены. Народу было ровно столько, чтобы братское единение не переходило в бытовую мизантропию.

Первыми играли Neutral. Вживую трио оказалось много веселее последних студийных записей. В отличие от предсказуемых гармоний …Of shadow and its Dream, на концерте скрипка Жени Вороновского (Cisfinitum) путешествовала от меланхолических пассажей к шумовым шквалам, привнося изрядное разнообразие в простые “песни под гитару”. В сочетании с хорошо поставленным голосом Эша, упакованного в черный балахон без прорезей для глаз, этот даркфолк московского разлива слушался “на отлично”.

Следом вышли Allerseelen. Астрийцы выдали гипнотический апокалиптик-поп, который мы уже имели возможность услышать на Heiliege Feuer 4 – бодренькая подложка с живыми ударными, перегруженным басом (в исполнении колоритного дэт-металлиста) и ритмичной мелодекламацией. Feuer! Salamandra! Слушается весело, исправно хочется топать и хлопать, хотя по большому счету – дикое наебалово, которое можно терпеть искючительно потому, что г-н Герхард культуртеггер от эзотерики. Исчерпывающую характеристку Allerseelen я получил от бармена: “Наш сержант тоже так орал – “Еб вашу мать, стройся”. Правда не по-немецки”. Впрочем, Г-н Герхард, надо ему отдать должное, очень смешно топчется на сцене.

Долгожданных Changes мы встречали уже внизу. Трансатлантические правые кспэшники меньше всего напоминали пыльных неадекватов из 70-х, гальванизированных лично Майклом Мойниханом (Blood Axis). Никогда не верь хиппи – но этим можно. Ваня Поликаров бегло обрисовал их как особую ветвь шестидесятнической революции, рванувших от “лавписа” по прямой к эсхатологическим чаяньям. Удивительно бодрые старички, на два голоса и в одну гитару спевшие все-все, от чего щемит сердце и хочется жить ясно и просто. Трогала их подлинная искренность – похоже, ветераны нео-фолка сами не ожидали такого теплого приема, а может быть, и до сих пор не могут опомниться от того, что они, всеми забытые, вдруг оказались кому-то нужны спустя 20 долгих лет. И хотя со сцены пели о Twilight of the West, воображение рисовало картины вселенского рассвета над бесконечными золотыми полями.

Да будет так.

Прогулки над пустотой

 

“Энергия абсолютного ужаса является единственной
альтернативой могуществу тотального сна”.
Гейдар Джемаль

Чтение рассказов Пола Боулза напоминает прогулку по замерзшему озеру. Хрустнет наст, и ты не заметишь, как из под ног бежит тонкая нить. Ее не видно, но чьей-то выдох холодит затылок, очертания деревьев на берегу становятся строже, и морозный воздух проникает глубже легких, добираясь сквозь кости и плоть к тому, о чем ты и сам не гадал. Все случится как будто само, ты просто не скажешь “нет”, скажешь “si, a Tapiama”, словно поскользнешься или другая нелепая случайность, если речь может идти о случайностях, когда под ногами щерится тьма. Но взгляд тянет к замерзшим полям, и мнится, будто ты можешь различить уходящие к небу следы, а между ребер – вдруг ставших чужими – вдруг охнет пустота, как бывает в паденьи сквозь сон, сквозь годы без любви. Ты видишь человека во льду безжалостно ясно, в отстраненной дали. Лишь касаясь аболютного ужаса с-другой-стороны, человек обретает опыт большего, чем он сам – того, что превосходит конечность бытия.

Пол Боулз, “Нежная добыча“, собрание рассказов, том I, Kolonna Publications и Митин Журнал, 2005
Пол Боулз, “Замерзшие поля“, собрание рассказов, том II, Kolonna Publications и Митин Журнал, 2005

Легенды Чорной Москвы

Бывалые люди рассказывают истории о так называемых Чорных Археологах. Есть, дескать, “любители старины”, которые темными безлунными ночами ворошат втихомолку древние курганы и могилы павших воинов. По утрам усталые, но довольные – подобно сытым паукам-кровососам – расползаются по своим тайным берлогам, волоча за собой мешки с амулетами, керамикой, бронзовым оружием, ржавыми орденами и тому подобной атрибутикой, чтобы загнать ее потом из-под полы коллекционерам и антикварам.

Прибыльное, говорят, дело.

Но лично меня почему-то неудержимо тянет в Чорные Альпинисты. Или же в Чорные Воспитатели. Кто знает, может быть, мне суждено рано или поздно стать Чорным Президентом… Хотя, кажется, в этом вопросе кто-то меня уже обскакал.

Много занятных историй ходит по Москве. Например, о Бронзовой Собаке с Блестящим Носом – той, что скромно приютилась на одной из станций столичного метрополитена. Или о Подземном Городе в Раменках. Относительно последнего мало кто знает, что ради строительства Города пришлось осушить Подземное Море. И перебить вакуумными бомбами целую цивилизацию Подземного Побережья.

Если вам встретилось вечером по пути домой Светящееся Дерево, знайте – это примета. Непонятно только, хорошая и плохая. Кто-то из тех, кому довелось увидеть сей загадочный артефакт, в скором времени умер странной, если не сказать нелепой смертью. Ну, скажем, подавился футбольным мячом (как Джордж Буш, только насмерть). Другие же спокойно доживали до седин и отдавали богу душу в окружении скорбящих родственников. А кому-то и вовсе приваливала фортуна, увешанная золотыми кредитками, ключами от итальянских спортивных машин, ордерами на элитную недвижимость и увесистыми пакетами акций в солидных корпорациях.

Говорят, Светящееся Дерево можно увидеть в разных районах. В основном на севере и северо-востоке столицы.

Придворный монументалист Хрущева Евгений Вучетич, автор знаменитого “Воина-Освободителя” в берлинском Трептов-парке, доживал свои дни на заросшей даче в районе нынешней станции метро “Тимирязевская”. После него на огромной огороженной территории осталась, пожалуй, целая рота незавершенных каменных монстров. В том числе огромная голова Ленина, которая уже долгие годы лежит, пялясь незрячими глазами в московское небо. В новолуние каменная голова тихо плачет скупыми медленными слезами. Капли тяжело падают на жухлую траву и с нежным, музыкальным звоном разбиваются искрящимися осколками.

Поутру дворничиха аккуратно собирает прозрачные куски в замызганный передник. А еще через день идет на Арбат торговать новенькими четками – хляди-кось, милок, чистый гхорный хрусталь! – по десять баксов за штуку…

– Простите, вы не подскажете, где тут Балясин переулок?
– (ошарашенно) Ммммм… Кааакой-каааакой переулок?
– Эээээ…. Ну извините…

Приезжий не знает, а москвич не помнит, что еще позавчера Балясин переулок спокойно себе обретался где-то между Неглинкой и Рождественкой. Обретался до тех пор, пока его не отменили указом градоначальника. Вместе со всеми домами, офисами и жителями. Отменили на вский пожарный, для перестраховки – то ли бюджетные деньги на ремонт фасадов растратили, то ли нераскрытое убийство на Балясине кому-то глаз мозолило. Магия начальственной воли: черкнули визу где нужно, и глядь – ни на картах, ни в документах никаких упоминаний о злополучном переулке. Как если бы его и не было. В прямом смысле по команде сверху улетучились из городского ландшафта застроенные квадратные метры, а дома сомкнулись каменными стенами – будто всю жизнь стояли вплотную. Выветрился Балясин и из памяти москвичей. А жители переулка? Ну а что жители! Ведь лес рубят – щепки летят.

А все же интересно, что стало с людьми. И вообще, каково это – в один прекрасный день проснуться жителем отмененного переулка?..

Вообще, любопытная тема – градоустроительные мероприятия властей. Особенно если речь идет о Чорной Москве. Вот, все чаще говорят о переносе части столичных функций в Петербург. Скажем, сослать в Северную Пальмиру Государственную Думу. Которая, собственно, в нынешнем политическом раскладе и так – сущее недоразумение. По непроверенной информации, планируется ответный “бартер” – перенести в Первопрестольную Эрмитаж и Летний Сад. Ну и Москву-реку до кучи переименовать в Неву, Яузу – в Фонтанку, а Софийскую Набережную заменить на Адмиралтейскую… Я бы – строго между нами – позаимствовал бы лучше из Канн набережную Круазетт. С пальмами, отелями и гуляющими европейцами. Если мыслить – то глобально, не так ли? Да и хочется разбавить экзотикой уже порядком подзаебавшие российские реалии.

Целый округ Чорной Столицы под названием “Неофициальная Москва” открыто действовал у нас у всех под боком летом-осенью 99-го, когда некто Сергей Кириенко рвался в Чорные Мэры. Клубилась по городу контркультурная нечисть, “авангардные художники” устраивали сатанинские мессы в лесах и парках. Вдохновитель “Неофициальной Москвы”, чорный политтехнолог Марат Гельман удовлетворенно просматривал в тиши кабинета предвыборную статистику. На стене важно кивала рогатой головой его призрачная тень от люминисцентной лампы…

На фейс-контроле одного из VIP-клубов Москвы работает Бесноватая Бабка, посаженная в клетку с толстыми железными прутьями. Если при виде гостя она радостно пускает слюни и мочится под себя, посетителя встречают с распростертыми обьятиями. Если же она с пеной на губах грызет решетку и пытается дотянуться до пришедшего коричневыми когтистыми руками, горе-тусовщика гонят взашей резиновыми дубинками и пинками говнодавов. Кстати, раз на раз не приходится – не факт, что будучи радушно встреченным один раз, вы удостоитесь столь же теплого приема потом.

В Самом Закрытом Клубе Москвы (название которого не принято произносить вслух), собственно говоря, никто и не был. Точнее, те немногие смельчаки, отваживавшиеся прорваться внутрь, уже никогда ничего никому не рассказывали. Потому что их больше никто не видел. А вход в клуб… Дааааа, на своем веку он повидал немало. Под глухое галлюционгенное электро, доносящееся из-за железной двери, здесь отрывались в свое время Главные Люди Чорной Страны и всевозможные примкнувшие. Усыпанные блестками певцы и певички из “Песни Года”, заезжие главы государств и международных организаций. На стылых грязных ступенях, подсвеченных лучиками ультрафиолета из-под двери, предавались разнузданным содомическим оргиям холеные, утомленные жизнью эстеты из Политбюро ЦК КПСС. Где-то на косяке двери до сих пор можно прочитать, если постараться, полустертую надпись: “Здесь был Леон Брежнеff”…

Но главная легенда Чорной Москвы повествует о таинственной Дудочке Ленина.

Литерный вагон, в котором вождь революции ехал из Германии в Россию, был не единственный. Во втором под охраной вооруженных до зубов офицеров везли на восток предмет, проходивший в документах кайзеровского Генштаба под маркировкой “Меч Зигфрида”. Второй – помимо денег – вклад Берлина в организацию событий 17-го и последующих лет.

Все помнят про Иерихонскую Трубу, с помощью которой древние евреи разрушали до основания стены хананейских городов. Дудочка Ленина – из того же апокалиптического оркестра, который грянет на всю вселенную в конце Последних Времен. Только не разрушению Дудочка служила, нет. Другая задача стояла перед Советской властью – устоять в огненном кольце интервенции, контрреволюции и белогвардейских фронтов.

Весной 18-го, после переезда Совнаркома в Москву, Ленин доставал хрупкий инструмент из потайного сейфа, скрытого в стене кремлевского кабинета, и начинал насвистывать на нем простую, незамысловатую мелодию (партитура прилагалась к “Мечу Зигфрида”). Нежные поначалу, печальные звуки вплетались в пронзительный свист ледяной мартовской вьюги, отскакивая от заиндевелых краснокирпичных стен, взлетая в воздух, вонзаясь в высоту серебрянными иглами. Мало-помалу музыка крепла, насыщалась обертонами, нарастала сталью и огнем, клубилась над Москвой дымным искрящимся шаром, насыщалась мощью неслыханной монументальной симфоники – и вот уже неслась неудержимым тараном над заснеженной брусчаткой, разлетаясь по всем городам и весям, и вгрызалась в мерзлую землю, и рвала в клочья застывшее свинцовое небо. А со всех концов необъятной страны к столице стекались на призыв неисчислимые легионы мертвых.

Пучился лед Чудского озера, и выползали, гремя костями, на берег дружинники Александра Невского и тевтонцы в дырявых рогатых шлемах. Поднимались из безвестных могил на Куликовом поле низкорослые скелеты в проржавевших кольчугах, и вновь дрожала земля российская под ударами костяных копыт монгольской конницы. Строилась под хлопающими на ветру драными знаменами польская шляхта в кафтанах с рассыпающимися галунами, полегшая в Подмосковье в 1612-м. Из Сибири летели нал землей прогнившие струги Ермака. Вновь стояли во главе своих каре декабристы – глядели в неизвестность пустыми глазницами, на их шеях болтались истлевшие веревки. Подтягивалась из-под Бородина гвардейская кавалерия Мюрата, с плюмажей их сыпалась земля. Строились – и шли рубить добровольцев Деникина, гнали по карельским лесам корпуса Юденича, били белочехов в Сибири и тонули в холодных водах Сиваша, прокладывая путь живым во врангелевский Крым.

А еще я как-то гонял чертей в прихожей у знакомых. Но ведь это к делу не относится…

Пока копали, стемнело. Несколько раз начинался и затухал мелкий дождь. Котов хватал его горстями и, сняв очки, размазывал по задранному к небу лицу, но дождя было так мало, что кожа совсем не мокла. Сипач всё время отдыхал, клал лопату на край ямы, и сам забирался наверх, хохлясь на корточках как переевшая отбросов птица. Вылезал, конечно, всегда на противоположный от свёртка край.

– Чего сачкуешь? – Макар недовольно сдувал волосы со глаз. – Умнее всех?

– Ща, спина занемела, не кипишись, командир, – Сипатый водил головой от плеча к плечу, будто разгоняя кровь в мышцах. – Ща, отпустит только маленько…

– Да он всегда так, – Котов бросал землю наверх сильно и убежденно. – Он только в пьянке первый…

Сипач ворчал про себя недовольное «стахановцы, мля», спрыгивал на дно, плевал на руки и снова брался за лопату. Яма росла и темнела, сочилась чернотой как непропёкшийся бородинский хлеб. В ней пахло перегноем, червивым уютом, сырыми корнями. Казалось, что она потихоньку начинает обнимать мужиков, как парень в темноте кинозала, придвигающийся к своей спутнице.

– Ну чё, хватит, может? До центра Земли, что ли роем? – Сипачу хотелось уже поскорей вылезти из ямы насовсем, прекратить однообразные махи тяжелеющей час от часа лопатой. Тело стыло, пот испарялся куда-то во тьму, унося с собою тепло. Сипачу не отвечали, только злее вгрызались в землю. Шевелили спинами, сопели упрямо, сосредоточенно. «Ишь махают… Скорей бы уж кончить» – он захотел опять передохнуть, но решил не раздражать товарищей от греха подальше.

Наконец Макар воткнул лопату в Землю и со значением промокнул рукавом пот со лба. «– Ладно, хорош. Вроде хватит». Все закончили копать, и, помогая друг другу, вылезли наверх. Яма, расщерившаяся под их ногами, вышла немаленькой. Макар сплюнул в неё с уважением, Котов смотрел бесстрастно, только поправил очки.

– Добрая яма, – Сипач хвалился как перед покупателем, – десять таких хреновин закопать можно.

– Да помолчал бы уж, землеройка хуева, – зло сказал Макар.

– Чё ты, чё ты – Сипач деланно возмутился, – все одинакова копали, я ж не виноват, что спина слабая.

– Хорош, – веско бросил Котов, – дело надо делать.

Все выдохнули и двинулись к свёртку. Взяли за края аккуратно, глядя как бы сквозь него и в то же время очень внимательно. – Раз-два – предмет ухнул в темноту и глухо вздохнул при встрече с дном. Все замерли, уставившись в непроглядную уже темноту ямы.

– Может, маловато вырыли-то? – Сипач чуть присел и озабоченно тыкал зрачками в чёрную сырость.

– Сжечь надо было, я говорил, – Макар хмурился и шевелил пальцами в карманах.

– Жечь нельзя, – отрезал Котов и поджал губы. – Айда зарывать.

Зарывать – не копать. Даже Сипач кормил кривой земляной рот без перерывов, ритмично и упруго, как спортсмен на каких-то не очень важных показательных выступлениях. Справились быстро. Землю утоптали, каждый по-своему, выказав при этом хоть и не мудрёную, но своеобразную натуру. Сипач мелко подпрыгивал, Макар вколачивал комья с силой, попеременно то одной, то другой ногой, будто добивал старого врага. Котов с безразличным лицом исполнял какую-то вязкую медленную чечётку. Так, наверное, пляшут моряки самых глубоководных подлодок, выбравшись на родную твердь в тайных шхерах.

– Вот теперь добро, – Макар глянул на мужиков, желая утвердиться в своём мнении, но стало уже так темно, что виднелись только безликие силуэты. Молча покурили, перемигиваясь огоньками. Сипач начертил на чёрной маске белесую ухмылку: «пошли что ль по-маленькой? Кажись, заработали?» Макар хотел ответить что-то едкое, но смолчал. «- Это да. Натрудили на поллитру, чай». Быстро подобрали лопаты и двинули к деревне. Сипач семенил последним, оглядывался назад и тихонько поцыкивал зубом.

– Мужики, я , кажись, это… Спички обронил, я быстро – мигом догоню…

– Куда ты, не видно ж ни хрена, – буркнул Макар, не оборачиваясь.

– Да белый коробок-то, видный, я мигом…

– Ладно, давай. Лопату дай подержу…

Сипатый, присвистывая, на полусогнутых побежал назад. Добежав до ямы, он бухнулся на колени и распростёрся по земле, прижимаясь ухом к холодной поверхности. Вначале он ничего не услышал, но скоро сквозь густое земляное тесто, как пузырьки в илистой воде, начали просачиваться еле различимые звуки. Тоненько звенел крошечный колокольчик, чуть слышно скрипело дерево – так отзывается на ласку игрушечная лошадка, где-то совсем в глубине смеялся ребёнок. И словно кто-то протяжно свистел в стальную трубку. Сипач вдруг потерял равновесие и почувствовал, как руки и прижатая к земле щека безо всякого сопротивления уходят в податливую массу.

SLOGUN. “ВАША КУЛЬТУРА – МОЙ НОЖ!”

SLOGUN. “ВАША КУЛЬТУРА – МОЙ НОЖ!”

Текст – Lashisha, перевод Ewers, 2005-09-23

Однажды один весьма самоуверенный журналист, утонченно циничный по натуре, движимый любопытством, сходил на некий концерт в Чикаго и позднее описал свои впечатления таким образом:

“Я очень циничный человек. Если я вижу группу, которая пытается напугать, первая моя реакция – рассмеяться. Но тут было иное. Во время их выступления я почувствовал нечто такое, чего я не испытывал ни на одном концерте уже долгие годы. СТРАХ. Они меня попросту напугали. Slogun не были детскими притворными страшилками в духе “Уууу, щас я тебя”. Я действительно ощущал физическую угрозу. Не было чувства, “а, ок, да-да, это всего лишь шоу-бизнес”. Напротив, я реально думал, что кто-то из Slogun вот-вот заедет мне в челюсть. Я даже совершенно забыл о том, что накануне ночью я встречался с Джоном Балистрери и нашел его самого и его соратников весьма милыми дружелюбными людьми. Это было неважно. Это было их шоу. Они были против толпы. Если бы я был в толпе, я был бы врагом, и я бежал от риска быть избитым, затолканным или даже задушенным Джоном или одним из тех 10 человек, что выступали с ним в ту ночь. При этом, несмотря на то, что я страшился возможности причинения ущерба моему здоровью, их выступление было бодрящим и воодушевляющим. Они проделали брешь в броне моего цинизма и заставили меня ПОЧУВСТВОВАТЬ что-то. На том концерте,я осознал, что Slogun – это МИЗАНТРОПИЯ в действии”.

В тот вечер журналист посетил в Чикаго концерт проекта Slogun. Проект был создан представителем одной из самых известных школ power electronics в США, точнее одной из самых известных power electronics коммьюнити в мире вообще. Ну а если быть совсем уж точным, то это сольный проект одного человека – Джона Балистрери, которому во время живых выступлений помогают другие артисты, участники таких групп как “Sickness”, “Navicon Torture Technologies”, “Bloodyminded”, and “Control”.

За 8 лет своей творческой биографии, SLOGUN добился культового статуса среди фанатов грубой индустриальной музыки. Музыкальные критики признают, что SLOGUN – один из наиболее экстремальных музыкальных проектов на свете, если не самый экстремальный вообще. Появившись в 1996-ом году, этот музыкальный феномен стал известен не только из-за своей необыкновенно брутальной и агрессивной звуковой эстетики, основанной на безжалостном нойзе и жестоких документальных сэмплах, но и из-за весьма прямолинейных наступательных пессимистических текстов, впечатление от которых усиливается громким и чистым голосом Джона Балистрери, профильтрованным через океан звуковых эффектов. SLOGUN знаменит также и темами своих композиций, которые обычно являются абсолютным табу в системе ценностей большинства. Это серийные убийцы, маньяки, разного рода душегубы и их преступления, кратко обозначенные в творческой биографии Балистрери специфическим лэйблом “True Crime” (Настоящее преступление).

Структура текстов композиций SLOGUN такова, что из них сами собой получаются лозунги, наиболее известные из которых “Fuck The World!” (На X** Мир!) и “Therapy through Violence” (Исцеление Насилием) украшают практически каждый артефакт, созданный Джоном. Ползущие по всему миру слухи об экстремальных шоу Джона и его группы становятся той последней каплей, что делает SLOGUN абсолютными монстрами в глазах морального большинства. Одни говорят, что эти звуко-террористы перед выступлением засыпают в ноздри соль, чтобы боль и жжение провоцировали неистовство, другие – что они качают железо, чтобы получить выброс адреналина, который инициирует агрессию. Трудно сказать, правда это или нет, однако совершенно достоверно то, что перед каждым концертом Джон и его соратники избегают общения с кем либо в течение нескольких часов. Во время же самого концерта происходит серьезная конфронтация с публикой, которая придает концерту горячую атмосферу схватки и столкновения. Эта атмосфера соответствует главному компоненту концепции SLOGUN – НАСИЛИЮ. Зачем и почему? Биография Джона Балистрери отвечает на этот вопрос.

Родители Джона были сицилийцами, по слухам они эмигрировали из Италии в США, устав от тех самых своеобразных мафиозных традиций, обязательных для всех, которыми традиционно проникнута жизнь на Сицилии. НАСИЛИЕ – очевидная характерная черта этих традиций. Однако, приехав в Америку и поселившись в Бенсонхёрсте, итальянском квартале Бруклина, они поняли, что правила в новой стране совершенно те же самые. Родившийся уже в США, Джон Балистрери, будущий создатель SLOGUN, очень скоро в этом убедился. Бенсонхёрст был полон мафиози, на улицах было весьма неспокойно и жизнь была устроена по сицилийским обычаям. Вспоминая свое детство, Джон всегда подчеркивает, что драться с другими тинейджерами было для него привычным делом, и безжалостно бороться за выживание и ПРЕВОСХОДСТВО было его суровой повседневностью. Вдобавок ко всем этим сицилийским специфическим сложностям, в своем раннем детстве Джон стал свидетелем еще более шокирующего проявления американского насилия, которое глубоко повлияло на основные интересы автора SLOGUN. В возрасте восьми лет Джон шел по своей улице. Вдруг несколько десятков полицейских машин окружили один из домов, улицу заполнил рев сирен, какая-то женщина громко плакала. Хотя зрелище было захватывающим, поначалу ни Джон, ни его отец не поняли, что же собственно происходило. Позднее выяснилось, что прошлой ночью знаменитый маньяк того времени Дэвид Берковиц (более известный как Son Of Sam – Сын Сэма) застрелил на этом месте девушку по имени Сьюзан Московиц, а ее приятель Роберт лишь по счастливой случайности избежал смерти. Хотя это было последнее нападение Сына Сэма (вскоре его поймали), это происшествие повлияло на психику Джона настолько сильно, что он стал проявлять пристальный интерес к серийным убийцам, собирать всю доступную информацию о них, и со временем это стало его основным хобби. Это событие породило в ребенке множество вопросов, на которые он не мог найти ответа. Позднее, находясь в поисках ответа на вопрос, кто же те одиночки, что разрушают себе жизни из-за своей неукротимой страсти убивать, мучать и калечить тела и жизни других, он познакомился с историями еще более знаменитых апостолов американской культуры – Тедом Банди, Рамиресом, Гейси, Грин Ривером (последнего так и не нашли). Все они также оказали огромное воздействие на работы Балистрери, равно как и на его личность.

Насилие, риск и опасность окружали Джона всегда и везде. Он участвовал в схватках уличных банд, он горячо интересовался серийными убийцами, он выражал свою творческую энергию, многие годы рисуя по ночам граффити на нью-йоркских стенах, рискуя быть схваченным полицией и отправленным за решетку или попасться отцу-диктатору, который мог применить по настоящему жестокие сицилийские методы воспитания. Джон напивался со своими дружками, что обычно кончалось нападениями на порно-шопы и битьем витрин по ночам. Из-за таких вандальных наклоннностей они даже называли свою шоблу “Лорды Порно”. Однако, позднее он понял, что такая жизнь рано или поздно его разрушит, как это случилось со многими его друзьями, которые были убиты во время уличных схваток или угодили в тюрьму. Он порвал с улицей и начал искать другие пути выражения своей природной энергии. Джон поступил в колледж, где изучал архитектуру, затем стал дизайнером. Но прошлые опыт и интересы не забывались, и Джон пришел к выводу, что “power electronics” – лучшее средство соединить воедино три главные страсти его жизни – шумовую музыку, художественный дизайн и интерес к маньякам – и таким образом выразить свои переживания. Поощряемый своим другом, Балистрери начал создавать SLOGUN, грубого монстра power electronics, под чьим названием за 8 лет он издал множество пластинок, компакт-дисков, кассет, открыток, значков, наклеек и даже кетчуп, названный именем одного из маньяков, провоцируя массовую культуру и шокируя людей демонстрацией самых негативных общественных явлений.

Балистрери утверждает, что он не ставит перед собой никакой сверхзадачи, занимаясь экстремальной музыкой и дизайном. Он не стремится стать знаменитым или поучать весь мир. Но с другой стороны, выражая свои переживания, он подвергает некой терапии насилием как себя, так и других. Он говорит, что основной задачей проекта, пожалуй, является быть жестоко и безжалостно честным по отношению к самому себе. Джон считает это большой привилегией в системе современной лицемерной американской культуры, которая применяет двойные стандарты во всех областях, утрачивая самоконтроль и деградируя все больше и больше. Джон ненавидит СМИ, которые на чем свет поносят серийных убийц, хотя ранее сами же их пропиарили, превратив в объекты культа и почитания. Рынок книг и фильмов о серийных убийцах процветает в сегодняшней Америке. Люди, публично заявляющие о своем отвращении к насилию, на самом деле прославляют его. Иначе, почему тогда сериалы, подобные “Сопрано” так популярны, в чем секрет процветания MTV, активно пропагандирующего культуру черных гангстеров с их междуусобными уличными войнами? Джон негодует, когда люди начинают жаловаться, только когда насилие ударяет по ним лично. Они снисходительно извиняют насилие, когда им ничего не грозит, тогда им на все наплевать. Им нету дела до благополучия ближних. Но это полная безответственность, повсеместно распространенная в наше время. Заклеймив все это, Джон задает риторический вопрос: “Разве такие люди не заслуживают насилия? Разве серийные убийцы не прекрасный символ и пример, подходящий для такой культуры? Разве не говорил Чарльз Мэнсон, что серийный убийца – отражение масс?”

Однако, такие заявления Джона отнюдь не означают, что он оправдывает насилие. Он считает, что серийные убийцы в первую очередь заслуживают смерти. И не только они, но и все те, кто совершает акты насилия, потакая собственным страстям. Он говорит, что такие люди потеряны, так как они никогда не попытаются измениться. Поскольку таковых огромное множество, Балистрери считает, что мир – малосимпатичное место, и, хотя он и был воспитан в католической семье, любая религия чужда ему и не приносит надежды. Он радуется неотвратимой перспективе умереть однажды и наконец покинуть этот мир. Артист считает себя абсолютным реалистом и верит исключительно в неопровержимые очевидные факты. Он также утверждает, что power electronics – одна из самых совершенных форм реалистического искусства. Он отрицает какой-либо мистицизм в своей музыке, настаивая на том, что SLOGUN есть грубые переживания основанные на точных фактах. Он отмечает, что его музыка порождается не гневом и ненавистью. Ее источники – социальная усталость и фрустрация, причиной которым культурное пространство, в котором он живет. Может показаться, что критикуя всё и вся, Балистрери превозносится и считает себя единственно правым, однако такое впечатление будет совершенно ошибочным. Как в текстах SLOGUN, так и в своих интервью, Балистрери часто подчеркивает, что он считает себя таким же отбросом, подонком и дерьмом, как и любого другого, делая акцент на том, что все находятся в одинаково безнадежном положении и никто никого не превосходит. Все мы – полное дерьмо.

Эта особенность творческого подхода SLOGUN подчеркивается комментариями Балистрери относительно его манеры живых выступлений. Отвечая на вопросы, почему он спускается в аудиторию, почему он так горячо спорит со зрителями или ведет себя агрессивно, Джон говорит, что он не хочет возвышаться на сцене над другими, не хочет, чтобы на него глазели как на идола, чтобы ему поклонялись. Когда SLOGUN еще только задумывался, Джон заявлял, что он вообще не поднимется на сцену, и концертов давать не станет. Однако, позднее он все же изменил свое решение, хотя и в пользу весьма необычных по форме выступлений. Он никогда не повторяет тексты со своих пластинок, предпочитая импровизировать и выкрикивать в публику то, что приходит на ум в данный момент, а это в большой степени зависит от конкретной аудитории. Возможно из-за того, что публика в разных странах и городах также очень различается, концерты SLOGUN всегда абсолютно непредсказуемы. Впрочем, в любом случае остается ясным одно: Джон всегда предупреждает тех, кто собрался на концерт power electronics, что это самая брутальная форма искусства, которая никогда не бывает приятной и связанной с красивыми милыми вещичками.

“Всем тем, кто “слушает” Power Electronics, и кто, похоже, удивлен или шокирован насилием во времени концерта. Убирайтесь!!! Не слушайте эту музыку, и не ходите на такие концерты, если насилие вас оскорбляет!!! Поклонников этого жанра НИЧТО не должно шокировать!!! Прошедшие концерты на недавних фестивалях вызвали у меня ощущение, что народ этого не понимает. Это очень отчаянный, экстремальный стиль, и я предполагаю, что к тому времени, когда ты пришел к этой точке, когда ты начал слушать эту музыку, ты видел и слышал уже абсолютно все. Ничто не должно тебя смутить! Так что ты можешь не соглашаться с тем, что говорит исполнитель, но ты не можешь быть оскорбленным или шокированным. Возражай мне! И вот еще что. Не суди об исполнителе по его представлению. То что артист делает нечто экстремальное на сцене, не означает, что он в повседневной жизни трахает цыплят или сечет маленьких мальчиков! Узнай артиста получше, прежде чем писать про него всякое дерьмо в интернет-форумах!!! Засим, всех вам благ и спасибо за то, что пришли!” Дж. Балистрери

Многие, особенно те, кого оскорбит шоу Джона Балистрери, зададут себе вопрос, зачем SLOGUN приехал в Литву, да и вообще, зачем им надо участвовать в этом абсурде? Но если окружающая культура становится американской с удивительной быстротой, при этом обладая феноменальной способностью впитывать в первую очередь самое отвратительное, каждому стоит ответить себе на один простой вопрос: кто он, Джон Балистрери? Агрессивное порождение жуткой культуры или безжалостный пророк этой жуткой культуры, предоставляющий редкий шанс заглянуть в перспективу выбранного пути? Или, быть может, и то, и другое?

www.autarkeia.org

info@autarkeia.org

Дзэн полка

Дзэн полка. Про вечность.

Когда бой закончился, то пришла богиня победы и всем выжившим однополчанам-победителям подарила бессмертие.
Всем подарила, в том числе и ему: кровоточащему куску мяса с перебитыми костями, харкающему собственными внутренностями.
Так его и похоронили. Бессмертным.

 

Дзэн полка (кто проживает жизнь вместо однополчан).

Жизнь однополчан стороннему наблюдателю представляется пресной и скучной.
Потому что сторонний наблюдатель не замечает, что полк проживает часть жизни однополчанина, а однополчанин проживает часть жизни полка. Это явление, аналогов которому в опыте стороннего наблюдателя нет.
То же, чему есть аналоги (отдельная от полка жизнь однополчанина), может казаться каким угодно – в зависимости от того, нужны полку новые однополчане или не нужны.
Сейчас не нужны.

 

Дзэн полка. Подарки.

Среди прочих способов захвата Не-Принадлежащих-Полку-Ценностей есть захват при помощи подарков.

Вот бывает так: один человек дарит другому подарки и дарит. А на самом деле это не подарки, а агенты влияния дарящего.
И постепенно подарки привязывают того, кому дарят, к тому, кто дарит. Стоят на полках, смотрят своими немигающими подарочными глазами и привязывают.

А потом дарящий захватывает Ценности одаренного. Иногда агрессивно, иногда мягко – но это уже свойство самого захвата, он может быть или агрессивнее или мягче, независимо от способов и средств.

Еще подарками можно пытать, можно унижать, можно дразнить, ну и много других тактических мероприятий можно под видом подарков совершать.

Чудо подарка в том, что с ним все эти тактические мероприятия вовсе даже и не кажутся омерзительными.

Кому кажутся – это, кстати, другая интересная тема.

 

Дзэн полка. Судьи.

То, что в бою полка всегда и обязательно участвует полк, это аксиома.
То, что в бою полка всегда и обязательно участвует враг полка – это уже написано. Такой пафосный пост про черные и белые знамена и про то, что врага надо убивать.

Есть в бою полка еще и третья роль – судьи. Кто или что это – однополчане такие малозначимые подробности не обсуждают.

Важны только функции судей: они судят победителей, они знают правила боя и меняют их по ходу боя, они никому ничего не говорят, какие-то их оценки иногда реализуются.

В принципе, наличие судей большой роли не играет – врага все равно надо убивать просто потому что он – враг.

Но наличие судей позволяет сильно разнообразить стратегию и тактику полка.
Не исключено, что это единственный смысл их существования.

 

Дзэн полка. Инструкция по афоризмам.

Исключить из обращения: “К хорошему быстро привыкаешь”.
Включить в обращение: “К плохому постепенно привыкаешь”.
В дальнейшем перейти к варианту “Ко всему постепенно привыкаешь”.

 

Дзэн полка (классификация людей)

Однополчане больше не используют определения “хороший человек”.
Однополчане используют определение “полезный человек”. Полезным человек может быть для ума, для здоровья, для сердца, для души или еще для каких органов однополчанина. Человек может быть полезным сейчас или в перспективе. Или был когда-то полезным.
А если человек хороший, но при этом ни для чего никогда не был и не будет полезный – это всегда паразит, который берет много, а не дает ничего.

Позволять паразитировать на себе или не позволять – личное дело однополчанина, но “хорошими” людьми однополчане больше мозги окружающим не пачкают.

 

Дзэн полка (самый-самый)

Ни один однополчанин не явлется ни самым смелым, ни самым безжалостным, ни самым красивым, ни самым умным, ни просто самым-самым.
Просто еще один однополчанин самого смелого, самого безжалостного, самого красивого, самого умного и вообще самого-самого полка.

 

Дзэн полка (Топография)

Если купленная свободно карта хороша, точна и великолепна, но на ней не отмечена одна крупная дорога, а одной отмеченной крупной дороги в реальности не существует, наверняка это карта полка. Без примечаний такие карты недействительны, а примечания в свободную торговлю не поступают.
Таких карт сейчас чуть меньше трети.

Будет больше, потому что другие карты гораздо хуже.

 

Дзэн полка (ничтожество)

Даже на самой подробной карте не отмечено несколько мест, которые никак не называются.
Это будущие стратегические привязки, придти к которым можно только при полном взаимопонимании внутри полка и стопроцентном доверии к проводнику.
“Мы идем неясным путем неизвестно куда, и хоть раз согласимся с врагами полка, назвав предателей полка идиотами”.

THALAMUS II

Albedo*

15 мая во Пскове, в клубе “ТИР” прошёл Российский постиндустриальный фестиваль “Thalamus II” (http://thalamus-fest.spb.ru), посвящённый Победе, организованный КультФронтом НБП при поддержке лейбла ZHELEZOBETON (http://zhb.radionoise.ru).

География фестиваля расширяется, и на этот раз в нём приняли участие проекты из Рязани, Москвы и Санкт-Петербурга. Состоялась презентация первого релиза лейбла КультФРОНТ – диска, посвящённого первому фестивалю Thalamus “Рождение”.

ШУМЫ РОССИИ
(Санкт-Петербург – Москва)

На часах 20:00, и на сцене появляется Гоша Солнцев (СПб), облачённый в униформу мероприятия за номером 14. Он сообщает, что сейчас мы будет разговаривать с мёртвыми. Совсем недавно он выступал как проект “Голоса Мёртвых” на фестивале “Весеннее Равноденствие 2005”. Теперь он решил использовать те наработки в своём основном проекте. Суть заключалась в том, что он помимо стандартных наборов звуков, используемых ШР, применял записи голосов умерших людей. Данный феномен известен как ЭГФ (электронно-голосовой феномен), и его друзья, которые занимаются изучением этого явления, поделились с ним накопленным материалом. С вкрадчивого шёпота начинается погружение в тот мир, в который все мы скоро переселимся. На экране демонстрируются видео-зарисовки со всевозможными часовыми механизмами, и в звуках можно разобрать ход часов, приближающих свидание с той стороной бытия. Звук слабый, и “отряд добровольцев в защитных оболочках”** отправляется на помощь музыкантам. Беседа со звукорежиссёром заканчивается его изгнанием из-за пульта и далее негативных эмоций, связанных со звуком, не происходит. Аппаратура позволяет испытать в полной мере то, что было задумано музыкантами. Постепенно звуковая мощь нарастает, и на сцену выходит второй участник проекта – Анна Журко (Москва). Она одета в красное детское платьице в чёрный горошек и рваные колготки. Сразу вспомнился Масодов и его героини. Мёртвый ребёнок, чья неупокоенная душа плачет и плачет, кричит и кричит… Жестокая бессмысленность мира сделала её мёртвой и не важно, что это было, автомобиль, за рулём которого ехал пьяный и весёлый человек, или нежный дяденька, живущий на окраине села у леса.
Очень качественное и сильное выступление.

EKRAN
(Санкт Петербург)

После небольшой паузы на сцене устанавливаются два Советских синтезатора, и на экране появляется кадр из Советского детского научно-познавательного слайд-фильма “Человеко-минимум. Р. Шекли”. На сцену поднимаются люди в белом. Номера на униформе 01 и 02. Это сайд-проект питерских музыкантов ММ и ДД, более известных по своим сольным проектам Kryptogen Rundfunk и Anthesteria. В рамках проекта EKRAN они импровизируют с синтезированными звуками, извлекаемыми из старых Советских синтезаторов, вдохновляясь космическими свершениями и мечтами Советского Союза. Звуковой ряд представлял собой плотный поток переливающихся частот синтезированных звуков, чутко контролируемый творцами и направляющий внимание сознания в самую суть природы океанического экстаза. Визуальный ряд шёл в том же ключе. Слайды по Шекли закончились, их сменили слайды из историй про робота “ЭЛ-76” и пр. Так продолжалось порядка 40 минут. Сила воздействия оставалась практически постоянной, что если и утомило, то только в конце.
Неплохое выступление. На твёрдую четвёрку.

MAJDANEK WALTZ
(Рязань)

Перед выступлением этих музыкантов воцарилась тишина. То ли это было связано с тем, что пришлось переподключать всю аппаратуру (музыканты играют только на живых инструментах), то ли коллективное предчувствие грядущего уберегло сознание от ненужной фоновой музыки. Итак. На экране белым на красном фоне зловеще горит название группы. На сцене появляются музыканты. В руках акустическая гитара, безладовый бас и баян. Вокалист элегантно курит и серьёзно вглядывается в зал. Название песни, – и в зал уходят первые тихие аккорды гитары. Тихая аккуратная музыка успокаивает, но бдительность не утрачивается. Чуткий покой и таинственность текстов от песни к песне. Но вдруг словосочетание “Моя свастика” изящно больно и уверенно режет слух. И заклинания о том, чтобы она воссияла и пела внутри чёрным солнцем, повторяясь, убеждают в негативности отсутствия её на горизонте событий этой страны. Несколько спокойных номеров, – и вновь внезапная мощная звуковая волна, которую сложно даже предположить, глядя на инструменты. “Любовь, как удар кнута!..” Шок. И кажется, что конца повествования этой аксиомы не будет никогда. И всё-таки спустя десять минут, достигнув апогея ярости, всё стихает… Микрофон утратил свои функции, не пережив такого. Абсолютная тишина.
Без комментариев.

CISFINITUM
(Москва)

На сцене появляется истинный музыкант. Профессиональный скрипач и не менее профессиональный экспериментатор звуковых потоков – Евгений Вороновский. Номер униформы фестиваля – 18. Перед ним только табурет с аппаратурой и скрипка в руках. Днём мы имели честь приобщиться к его таланту классического музыканта. Он исполнил несколько произведений Баха на моей скрипке. Теперь же мы становились свидетелями, как можно использовать классический инструмент в непривычном для него качестве. Его скрипка оснащена midi-интерфейсом, и звуки, которые производились благодаря таким усовершенствованиям, имели явно неземную природу происхождения. На экране шёл специально подготовленный для выступления видеоряд, который описывать нет смысла. Можно сказать только, что он идеально гармонировал с рождающейся в коллективном сознании и изливающейся со сцены музыкой. Сам Евгений по мере выступления всё смелее свешивался за порог двери, отделяющей наши миры от потусторонних. Он был охвачен производимыми собой звуковыми волнами, как осенний лист в первой зимней метели. Иногда он замирал, а после, ударив рукой по аппаратуре, кидался в стихию космической информации с ещё большей силой. Это настолько завораживало, что становилось жутко от мысли, что этому скоро придёт конец. Детская беспомощность от страха понимания, что скоро всего этого не будет, осталась в сердце вечным тихим ужасом пополам с вечным тихим наслаждением после окончания выступления…
Сильнейшее выступление проекта.

LUNAR ABYSS DEUS ORGANUM
(Санкт-Петербург)

Евгений Савенко и Ко (Николай Николаевич и Гоша Солнцев), появляясь на сцене, чувствовали, что после предыдущего выступления выступить в полсилы будет непростительным грехом и тогда ничто не спасёт богов от происков вездесущих демонов.
Слева направо. № 14 – Гоша в респираторе и полностью зачехленном комбинезоне, № 05 – Евгений с пучком тлеющих аромопалок и № 06 – Николай с любимым железом.
На экране появляются психоделические пейзажи с видами Карелии, и мы слышим первые звуки надвигающейся бури, вызываемой профессионалами от шаманизма. Буря не заставила себя долго ждать. Страсти накаляются по мере нарастания плотности заклинаний Евгения, звукового и визуального рядов. Аппаратура работает на грани своих проектных мощностей, впрочем, как и восприятие присутствующих. Погружение в быт духов Карелии не оставило безучастным никого. Выступление продолжалось больше часа. В итоге каждый, хотел он того или нет, узнал то, о чём нельзя говорить вслух. Это привело к безумным танцам двух очаровательных девушек. А несколько местных молодых аборигенов, которые явно не ожидали, что есть радость танца и вне гопотек, были парализованы и тупо улыбались.
Один из самых сильных по воздействию на психику концертов Евгения Савенко и Ко.

Такой была вторая серия ретроспективы музыки будущего, нашей музыки. До новых встреч!

Фотографии и иной взгляд на произошедшее можно изучить здесь:
http://www.nbp-info.ru/nbart/
http://zhb.radionoise.ru/rus/foto_06.html

* – Albedo (лат.) – осветление, работа в белом, в алхимической традиции вторая стадия превращения, трансмутации первичной материи, “рассвет”, “серебро”, “лунное состояние, которое еще должно быть поднято до солнечного состояния” материи.

** – см. серию мультфильма Магазинчик БО “Зоосад” из части №2 “Разгон” здесь: http://www.mult.ru/projects/mb/mults/  

Тов. Вечнозелёный
КультФронт 2005

Концерт NamNamBulu и Dairy of Dreams

Вообще-то все очень хорошо. Нет, серьезно, просто круто, радостно, светло. Весна – отлично, солнышко – еще лучше, дождь – так вообще заебись, из дома выходить не надо, лежи на диване и радуйся.

Примерно это я и думал 16 апреля сего года, бойко вышагивая на концерт Diary Of Dreams в благолепную “Точку”. Мне и старая-то “Точка” невообразимо нравилась, а от новой – прямо прет, так там все замечательно устроено. А уж готов я как люблю – передать невозможно. Поэтому как первого увидел – задрожал весь. От радости. Он пиво пил, гот-то. Стоял, как простой человек, “Клинское” сосал, а со мной прямо спазмы – говорю же, хорошо все, замечательно просто, тем более что тут из метро как посыпали – только знай оргазмы подсчитывай!

А надобно отметить, что гот нынче совсем уж разномастный пошел и неуправляемый – помолодел изрядно потому что, и основ готизма совсем не знает. Впрочем, и это лишь добавляет приятности – такое разнообразие красок и нравов не может не радовать. Тут тебе и инопланетяне, и строгие викинги в элегантных косухах, и тургеневские женщины на выезде, и тихие девушки при костюмах да лицах юных бомбисток. Набеленных толстух без возраста – визитной карточки гот-тусовки – практически и не видать, все больше молоденькие, бойкие, в черном все – просто мушки-букашки весенние, скачут, позитив умножают – прелесть! Мужички они, конечно, построже – держатся, так сказать, корней – всё больше Эндрю Элдритчи. С начесами, гладко зализанные, с хвостиками, высокие, совсем карликовые, широкие и костистые, пухленькие и розовощекие, обмотанные изолентой и блистающие кружевами, застенчивые и бойкие сверх меры – элдритчи заполняли все пространство. С другой стороны, с кого еще жизнь-то писать, так что и это замечательно.

Правда, простой народ у нас по-прежнему нетонок, чужд прекрасного, грубый, прямо скажем народец. Особенно охранники. Обыскивали готов, мяли перья, беззастенчиво лапали молоденьких готесс, а одного совсем маленького и потому очень пьяного элдритча даже в клуб не пустили – иди, сказали, отдохни, пацан. Он и пошел. На кладбище, наверное, аццкой сотоне жаловаться. Ну, разве так можно с подрастающим поколением? У него ж травма будет, он вырастет, станет скинхедом каким, да и спалит вашу “Точку” к ебеням. Времена-то сейчас сложные, хоть и позитивные. Добрее нужно быть, хорошо же все, исключительно хорошо. Впрочем, охранники никого не любят – то ли карма, то ли свиньи, а может просто работа такая, не разберешь уже. Но в целом, хорошо все, великолепно даже.

Тем более, прямо на входе я узнал, что разогревать будет Namnambulu – штука энергичная и легкомысленная к тому же, а что еще нужно, когда все так замечательно? Правильно, выпить. Выпил я, да и в клуб пошел, где уже NamNamBulu давали вовсю.

И как расчудесно давали! Трогательно очень. По сцене прогуливался молодой человек “нормального телосложения” со сверхсладкой улыбкой, обещающей девушкам (?) всё вплоть до продвинутой контрацепции и дружбы с тещей. Его мягкие, плавные махи руками в двусмысленном полуприседе и нелепый кожаный плащ придавали ему окончательное и бесповоротное сходство с Евгением Мартыновым, стригущим по ошалевшим от нехватки культуры совхозам Черноземья.

Типа:

Не плачьте, я вас понимаю,
Пусть у меня и плащ и из столицы я,
Пусть яблони – в цвету,
Я в избу к вам приду,
Вас выебу, и больше нихуя.

Эта беспроигрышная мессага должна была обеспечить экстатический вал у “московских простушек”. Да, не на таковских напал – женщины у нас ярые, особенно младоготские, да еще и по весне – им страстей, да кровопролитиев подавай, а таких пряничных мишек им даром не надо. Народ, конечно, пытался потоптаться-попрыгать, но надрыва явно не хватало – самые упорные сдались довольно быстро и лишь вяло двигали торсами в самых искрометных моментах, причем вращались девичьи бедра гораздо динамичнее саундтрека – девочки жаждали силы.

А музон, ну что музон: фанера была настолько тише голоса, что никаких иных ассоциаций кроме как с битым, старинным караоке в кафе-баре “Атлант” не возникало, клавишник, мечтая о своих пяти минутах славы, постоянно забывал имитировать виртуозную игру и начинал хлопать в ладошки, спохватывался потом конечно, клал руки на клаву и – все сначала. Только зря старался – его все равно и видно-то не было.

Под конец “сладкий и гладкий” упарился-таки в своей кожаной хламиде, скинул ее и раскрепостился – пара “карибских” па в его танце вызвали небывалое оживление в зале, тем более, что музыкальный монолит несколько расцвел и разнообразился. Но на большее НамНамбулы не хватило, достигнутый успех не был зафиксирован и развит, и на этой тягучей ноте невнятное выступление было к всеобщему удовольствию закончено. Все выдохнули и растерли пот по телу.

Нет, я никого не ругаю, отлично же все! Пел швейцарский дяденька складно, ровно пел, уверенно выговаривал “Спасибо”, Alone – песня, хорошая, да и вообще он красавец и …этот… лапочка, дай ему Бог здоровья и жениха хорошего. Просто рановато НамНамбуле еще выступать, угу.

А я еще выпил, ведь хорошо же если все, отчего не выпить?! А все просто замечательно.

Тем более, для усиления всеобщей благодати, некто за диджейским пультом поставил Neuroticfish – The Bomb, публика стала оживляться, уплотняться у сцены – пора колбаситься, тусить, рубиться, зажигать и оттягиваться по полной, – хэдлайнер на подходе. Так и вышло, буквально через пять минут на сцену выскочили татуированные гальцевы с дроботенками и следом появился сам – строгий и бесспорно очаровательный Адриан Хейтс. И как-то сразу стало понятно, по-крайней мере мне, что на сцене появился лидер и что-то непременно будет, если что-то вообще возможно.

Дети тут же вскинули лапки, закричали и запрыгали – ща слэмить будем! Один мальчуган с мерзостным лицом Современного Студента вскинул даже свою потную маечку – колбаситься по-настоящему! – да после Строгого Предупреждения прибрал, молодец мальчик, хорошие навыки выживания. Девочки принялись исступленно лапать друг друга (впрочем, и наиболее удачливым мальчикам доставалось) и выкрикивать слова, значения которых им никогда не узнать – не могу назвать Diary Of Dreams идеальной музыкой для коллективного петтинга, да позитивной молодежи виднее.

Все одно, перся народ не шибко – я даже пиво не пролил, мешало что-то, сдерживало и отрезвляло, вышибало рок-н-рольную колбасню из развеселых мозгов. И это что-то находилось на сцене. Играли – строго, четко, аккуратно. Музыка – шла и от Хейтса – шло.

Прохлада и покой человека, который знает что делает и полон веры в это. Или притворяется настолько точно, что вопрос веры просто перестает быть актуальным. Все нормально или все отстой, это уж кому как, однако в центре сцены, несомненно, находилось нечто однозначно живое. И ни клоунада с неподключенной гитаркой, ни вакхические жесты барабанщика – лучше бы он так картинно по яйцам себе постучал, по крайней мере это было бы результативнее, – ни снулая тень за клавишами, ничто не могло убить этого ощущения.

Хорошо все получилось, правильно, хоть и готично.

После But the wind was stronger я подустал и выдрался из толпы, успокоиться, да и со стороны посмотреть. Со стороны этой самой оказалось, что готы в основном тусят в бильярдной, сигареты у меня кончились, а специальное зеркало для рассматривания хуя, установленное в мужском туалете пользуется у подростков феноменальной популярностью – сгрудились, бормочут что-то, грезят по всему видать. Вот и великолепно все, значит, просто, значит, хорошо. Чмокнул я небо и пошел задумчивый, напевая Drop Dead. Хорошо мне было, чудесно даже. Зашел только по дороге в магазин и трусы себе купил готические, с летучими мышами – на память типа о хорошем.

На фронте без перемен

Московский концерт Front 242 обещал стать событием из ряда вон выходящим. Еще бы: впервые в Россию нагрянули бойкие бельгийцы, числящиеся среди отцов-основателей EBM – музыки злой, задорной и бодрящей, словно энергетический коктейль с битым стеклом.

Долгожданное мероприятие действительно оказалось из ряда вон выходящим. Не последнюю роль в этом сыграли организаторы, приложившие, казалось, максимум усилий, чтобы все испортить. Внушительных размеров зал «Механики» в обычное время представляет собой нечто автомойкоподобное и плохо приспособленно под танцевальные концерты. Диковатое разделение помещения на зоны, неудобные металлические колонны и чудовищное количество народу превратили пространство клуба в столь неуютное место, что про туалеты на улице можно даже умолчать. Саундсистема , как обычно, выдывала колоритный, словно пожеванный старческой челюстью звук – максимум нечетких басов, исухдавшая середина и затертые верхи. Откровенное недоумение вызвало отсутствие заявленного перформанса от театра пантомимы черноеНЕБОбелое, которому в пресс-релизе концерта отведено места не меньше, чем хедлайнерам. Неудивительно, что все это вместе с прочими организаторскими прелестями сказалось на общей вялости публики. До кучи слушателей с изрядным упорством изнуряли неанонсированные диджеи, отбухавшие «для разогрева» пару часов не слишком зажигательных танцевально-индустриальных вибраций.

Но сердце стало оттаивать с первыми звуками Happiness. С каждой нотой, с каждым битом и словом зал наполнялся пульсирующей массой крепко сбитого «фронтового» ebm. В поддержку звука на два экрана проецировался абстрактный видеоряд. Быстро стало понятно, что московская программа процентов на 80 состоит из концертника пятилетней давности ReBoot, а вещей с нового альбома Pulse прозвучало всего пара. Такая стратегия «Фронтов» вызывала два вопроса: 1) почему играют только старого? 2) почему играют так мало старого? Причем второй, безусловно, звучал чаще. Впрочем, все хиты, включая Body to Body, Im Rhytmus Bleiben, Soul Manager, Moldavia и Masterhit отыграли, а заветный Headhunter спели всем залом. В результате, концерт все-таки получился – не благодаря, а вопреки. Все держалось исключительно на колоссальном личном драйве Front 242, ради которого можно забыть о том, что группа давно не создает ничего нового, довольствуясь статусом «живой легенды» и жируя на энергетическом запасе, наработанным за прошлые годы. Впрочем, зачем куда-то идти тому, кто уже все нашел.

Дзэн полка

Дзэн полка (умения и навыки)

Однополчане уверены, что если человек что-то умеет делать, то жизнь так или иначе заставит человека делать то, что он умеет.

Поэтому если однополчанину не любит что-то, то он и не учится это что-то делать.

А если случайно научился, то любит – куда ему деваться?
Разучиться гораздо тяжелее чем научиться.

 

Дзэн полка. Применимость.

Законы дзэн полка действительны только для полка и только в военное время.

Для всех остальных и в остальное время – это развлекательная литература, сериал максим.